Евгений Саржин - У истоков пирамид

– Я хочу, чтобы ты запомнила мои слова, – старый жрец покрепче перехватил рукой свой посох, – Гор-Кха теперь далеко. Пусть крыло Сокола хранит его там, но здесь, в Нехе, теперь ты старшая. Нехбет даст тебе мудрость, даже если меня не будет рядом.

– Почему тебя не будет рядом? – спросила Ренехбет.

– Потому что наше ка может в любой миг покинуть нас, – сказал Седжи, – наши души уйдут к закату, откуда когда-то пришли наши предки. Но Гор-Сокол не оставит своих детей. Я проживу достаточно, чтобы увидеть, как строится его дом, и как твой уари еще раз вернется с принесенной им победой.

Он повернулся к камню.

– Теперь обратимся к кормчему небесной ладьи, уари-на.

Спускаясь по холму, Ренехбет думала о разговоре со жрецом, вновь и вновь вспоминая его странные слова. Он говорил ей о духах ночи, о людях, чья душа была ими похищена, о ночном шакале Хатхе – зачем? Может, ей просто полагалось знать это. Но может, и нет. Она оглянулась вокруг, приостановившись. Хижины на склонах двух холмов, каменистое русло сухого ручья, стук камня о камень, голые дети, игравшиеся в тени акации. Ничего, что могло бы вызвать страх, но Нехе вдруг снова показалось Ренехбет чужим и враждебным. Она оглянулась, ища глазами Мерхет. Девушка стояла в нескольких шагах за ней, остановившись, когда остановилась Ренехбет.

– Видела ли ты человека, чью душу похитили ночные духи, Мерхет? – вдруг спросила она.

– Нет, уари-на. Там, где я родилась, все носили обереги, и духи ночи не могли причинить нам вред, – ответила Мерхет, – здесь, в Нехе, я иногда слышала о таких людях, но сама их не видела.

– А откуда ты родом?

– Хижины нашего рода там, за холмами, пол-дня пути от Нехе, уари-на.

Кроме больших селений, в долине Реки были разбросаны и множество мелких деревушек – обычно в них жил один род. В таких деревушках нет собственных джедов, и люди из них приходят на празднества или торжища в селение, чьего хемму признают. Такие деревушки были и вокруг Ме-Нари, и вокруг Нехе. Но в окружавших Ме-Нари деревушках не отдавали своих дочерей прислуживать шери. А здесь это случалось.

Она еще раз посмотрела на девушку. Мерхет была чуть старше, но не намного. Невысокая, шире её в бедрах и плечах, грудь, которую та не прикрывала, уже налилась соком. Она была готова к деторождению, и Ренехбет впервые задумалась, есть ли у неё мужчина и, если нет, желает ли она его.

– Идем, – сказала она ей, – я хочу окунуться в Реку. Небесный огонь очень жарок сегодня.

Они спускались к берегу долго. Ренехбет понимала, что ей нельзя купаться перед остальными, даже женщинами, потому что уари-на не должны видеть голой. Выше по течению, за небольшой рощицей, было хорошее место. Деревья заслоняли от нескромных взглядов и давали тень, а тихая заводь позволяла плескаться, не боясь, что течение утащит в глубины Реки – как погиб её брат два лета назад.

У заводи, действительно, не было никого. Испуганная змейка скользнула под деревья, когда Ренехбет сбросила оборачивавшую бедра ткань. Она развязала сандалии и потянулась, наслаждаясь тенью и слабым ветерком, скользившим по разгоряченной коже.

– Раздевайся и ты. Искупаемся вместе, – приказала она Мерхет, и та послушно вынула костяную застежку.

Ренехбет плавала хорошо, как и все в Ме-Нари, но Мерхет, когда вода коснулась её смуглой груди, испуганно замерла, а потом попятилась назад. Так она и сидела на мелководье, пока Ренехбет, наплававшись, не вылезла из воды.

Жаркий даже в тени, день быстро высушил их кожу, Мерхет помогла уари-на обернуть льняную юбку вокруг бедер. И Ренехбет успела поймать её удивленный взгляд, когда потянулась, чтобы помочь ей сделать то же.

– Как случилось, что ты стала гаша́ моего мужчины, Мерхет? – спросила она девушку, когда та заканчивала завязывать повязки от сандалий.

– Когда разливы жестоки, и мужчины возвращаются с охоты без добычи, нам тяжело жить, – ответила Мерхет, поднимаясь, – не на что выменять топоры и стрелы, циновки и чаши. Тогда мужчины предлагают дочерей родам шери из Нехе, тем, кто готов отдать достаточно.

– Предлагают в жены? – спросила Ренехбет, и снова наткнулась на недоумение в круглых глазах Мерхет.

– Шери не женятся на таких, как я. Они могут взять одну из нас как гаша, если готовы отдать за неё достаточно.

– У тебя есть мужчина, Мерхет?

– Уари еще не выбрал мне мужчину.

Ренехбет все еще обдумывала её слова, переступая по узкой, петляющей вдоль берега тропке, когда увидела впереди мужскую фигуру. Она поняла, кто это, еще до того, как рассмотрела лицо.

– Да будет твой день ясен, уари-на, – сказал Себех.

Предсмертная судорога изогнула тело козла еще раз, его нога выпрямилась, изо рта струйками шла розовая пена. Кровь, хлеставшая из разрезанной глотки, понемногу иссякала. Однорукий чуть отступил от бежавших по камням красных ручейков, крючковатый посох, зажатый в единственной руке, сейчас напоминал его самого – худого, со склонившейся над умирающим животным головой.

– Несите топор, – приказал он негромко, и один из стоявших за ним людей отвернулся.

– Козел умер чисто, – он, как обычно, медленно выговаривал слова, – духи приняли его кровь.

– Воля духов ясна и так, – заговорил стоявший напротив него человек. Хрипящий, словно сожженный солнцем, голос его подходил внешности. Еще не старый, но худой и выглядевший изможденным, он, как и однорукий, сжимал в руке посох, – чего ты ждешь, Мертвый Лев? Люди Реки совсем скоро будут здесь. Мы принесем к черному камню их мужские части еще до того, как погаснет желтый огонь.

Однорукий чуть шевельнул посохом, по-прежнему не спуская взгляда с издыхавшего козла. Подошедший сбоку человек с топором посмотрел на него и однорукий кивнул головой. Человек наклонился, поднял топор и лезвие на шею животного.

– То, что ты говоришь, Красногубый, не воля духов Хаа-Та, а воздух изо рта твоей рогатой женщины, – ответил Мертвый Лев, наконец, отворачиваясь от жертвы, – мы узнаем, что они хотят, лишь когда догорит небесный огонь. Как дети Хаа-Та делали всегда.

Не дожидаясь ответа, Мертвый Лев двинулся по склону, за ним молча шел человек, державший за рога отрубленную голову козла. Кровь падала с неё градом тягучих капель, отмечая след.

Они были внизу, в одной из выемок между скалами – те, кто сейчас не охотился, не сторожил газелей и не следил за людьми Реки. Его люди, клан Шестирогой Газели, и породнившийся с ними через женщин клан Красной Змеи. Голые дети игрались цветными камнями, женщины разделывали тушу дикой козы, какой-то юноша обстругивал древко стрелы.

Однорукий остановился у кострища, и человек, несший голову убитого козла, положил её рядом с ним.

– Здесь осталось мало травы, Мертвый Лев, – сказал человек с собранными кожаной тесемкой волосами. – Нам придется отгонять газелей почти за дневной переход.