Евгений Саржин - У истоков пирамид

Жрец качнул посохом, и женщины шагнули к ней. Их руки сорвали с неё юбку и передник, она съежилась, поняв, что осталась голой. Она никогда не ходила обнаженной после своей первой крови. А женские пальцы уже шарили в её волосах. Они нащупали две кости Сома-отца, вплетенные в её пряди – их повязали в день её первой крови, как и другим девочкам Ме-Нари. Мужчина подошел, девушка увидела в его руке блестящий обсидиановый нож. Протянув руку, он быстрыми движениями срезал несколько прядей, и рыбьи кости упали на землю. Потом он также перерезал нить с костяной пластинкой на шее и выбросил её. Она открыла рот, чтобы воспротивиться, но его взгляд заставил слова замереть на губах. Женщины, между тем, начали поворачивать её, осматривая и ощупывая тело. Их руки касались её плеч, волос, груди, одна открыла ей рот, чтобы осмотреть зубы, другая, присев, заставила раздвинуть ноги и ощупала пальцами лоно. Девушка дрожала от страха и отчаяния, с трудом сдерживая слезы, мысли о жертвоприношении вновь появились в голове. Наконец, женщины отпустили её, одна из них посмотрела на жреца и кивнула.

– Сними сандалии, и иди за мной – отрывисто сказал тот. Она повиновалась, а он, развернувшись, вошел в стоящее перед ней строение.

Нагая и босая, девушка несмело зашла вслед за ним. Внутри был полумрак, свет попадал через проём за её спиной и отверстие в крыше. Отверстие было проделано в дальней части здания, и солнечные лучи освещали каменную кладку, на которой был нарисован черный коршун. Череп коршуна белел на шесте под потолком, малахитовые глаза тускло отсвечивали. Под шестом лежал камень, тщательно отполированный, с выемкой и желобом посередине. Она узнала символ – так во многих селениях Ке-Ем изображали Небет, Ту, что защищает женщин. К ней обращались и в Ме-Нари при родах и болезнях. Она вдруг успокоилась. Этот дух уже знает её, он не причинит ей зла.

Мужчина между тем, подняв вверх руку с крючковатым посохом, начал нараспев повторять слова молитвы.

– Нехбет, кровь рождения и кровь смерти, хранительница ка, встречающая небесный огонь у дома ветров, дающая женской груди молоко – обращаюсь к тебе. Взгляни на неё, Нехбет – это новая дочь твоя, та, что ублажит сына Гора и даст ему детей. Прими её, и наполни силой своей. Пусть чрево её будет плодоносно, а грудь полна молока, пусть спина её будет крепка, а руки мягки и послушны.

Опустившись на колени, он начал раскачиваться, напевая что-то и проводя посохом по земле. Голос звучал высоко и пронзительно, словно уходя вверх, к стоящему высоко над святилищем солнцу. Она постоянно слышала имя Небет – которое он, добавляя по привычке жителей Нехе лишний звук, произносил как Нехбет. Глаза мужчины закатились, показывая белки, вдруг он страшно взвыл и ударил по полу возле алтаря обеими ладонями.

– Нехбет, пусть увидят меня глаза твои!

Малахитовые камешке в черепе коршуна тускло блестели, и девушка в страхе прикрыла окрашенные зеленью веки.

Вдруг, вскочив, мужчина направился к ней. Девушка напряглась, ожидая чего-то страшного, он просто положил ей руки на плечи и медленно, но сильно нажал. Она опустилась на колени.

Через мгновенье она почувствовала резкую боль в руке, и с трудом удержала вскрик – глянув вниз, она увидела, как жрец отнимает нож от её предплечья, по которому крупными каплями стекает кровь. Не отпуская руки, мужчина потянул её вниз и повернул – кровь капала на камень, из-под которого уходил вверх шест. Омочив в ней пальцы, он начал водить ими по каменной стене, изображая какой-то знак. Бурые пятна говорили о том, что её кровь была не первой, пятнающей эти стены. Она всё стояла на коленях, не смея поднять взгляд, когда мокрые от крови пальцы коснулись её лба.

– Ренехбет, Соединившаяся-с-Нехбет – выкрикнул жрец – встань!

Лодка с тихим шелестом раздвигала полусгнившие стебли. Стоявший на корме юноша налегал на длинный шест, направляя её вдоль берега.

…ни камня, ни меди с прошлого лета, – продолжал Себех, – я не верю Аха.

– Он стар и не станет задумывать худого, – ответил Гор-Кха, внимательно рассматривая берег, – и зачем ему делать это? Люди Хети любят нашу ячменную воду, им нужны кости и мясо. Они бы приехали на торжища, если бы у них был камень. Что-то помешало им.

– Они могли получить то, что хотели, не только у нас. Селения вверх по Реке богаты – и, вспомни, что говорили охотники. Ладьи с людьми Че-Ни видели вблизи от белого уступа. Посланники рогатой жрицы плавают далеко от её селения. Я не знаю, не торгует ли они с ними, вместо нас.

– Я тоже, – Гор-Кха, наконец, отвел взгляд от берега и посмотрел на Себеха, – но что же хочешь ты? Как узнать, говорит ли Аха правду?

– Булавами, – ответил Себех, – так, как мы уже сделали в эту луну. Их Черепаха медленна и слаба, как и её дети. Она защитит их не больше, чем Сом – Ме-Нари.

– И чего мы так добьемся? – Гор-Кха покачал головой, – пока у нас не было причин быть недовольными союзом с Хети. Мой отец много сделал, чтобы Аха ударил о землю булавой. Зачем превращать их во врагов?

– А зачем нам такие друзья? Дети Нехе сами берут все, что им нужно, так было еще с тех пор, как мы гнали стада по лугам за холмами.

– И те дни прошли, Себех. Теперь мы живем у Реки, и нам нужна дружба соседей, а Гору-Соколу нужны их дары у своего камня.

Себех замолчал, сжав губы, и тоже стал рассматривать берег. Папирус чуть покачивался на ветру, где-то крякала птица. Кормчий перехватил рукой шест, не давая лодке уйти к берегу.

– Надо было идти за холмы бить антилоп, как ушли люди Орикса, – сказал Себех, нарушая молчание, – что ты хочешь найти здесь?

– Водопой, – коротко ответил Гор-Кха, – здесь они пьют.

– Здесь добывали даже быков, Себех, – заговорил молчавший до сих пор четвертый мужчина, с худым, дочерна загорелым лицом, обрамленным коротко обрезанной бородой, – мы станем против ветра, и будем ждать. Духи охоты не останутся голодными.

Вскоре за папирусом и тростником мелькнули затон и узкая полоска отлогого берега.

– Здесь, – сказал Гор-Кха, пока четвертый мужчина поднимал лежавший на лодке шест. Вдвоем они повернули нос к берегу, и вскоре дно мягко ткнулось в папирусные связки.

– Найдем место и будем ждать, – Гор-Кха поднимал с лодки лук, перевязанную жильной нитью охапку стрел и дротик, – Перен и Миаш уйдут на другой край. Скоро мы накормим себя и духов.

Себех, пожав плечами, подхватил копье и лук, и шагнул по колено в мутную прибрежную воду. За ним последовали остальные.

Они снова пришли – дни охоты. Жители Нехе, как и других приречных селений, разводили скот – прежде всего коз и свиней, который давно уже давал им достаточно мяса. Кроме того, на Реке ловили черепах и били водную птицу. Охотиться, чтобы добыть еду, не было так уж необходимо. Но охота угодна духам, само слово «шери» когда-то и значило охотник. И, пока медеша оставались в селении, работая или присматривая за полями, взрослые мужчины из родов шери уходили в далекие пустоши или прибрежные заросли, чтобы добыть быка, антилопу, крокодила. Дело не всегда было безопасным – случалось, гиппо ломал кости неудачнику или крокодил утаскивал его в глубины Реки. Зато священная радость охоты и убийства, торжественный обряд по возвращении в селение искупали любой риск.