Лидия Бормотова - Власть лабиринта

Спускались с холма по той же тропинке, что привела их наверх. Арина снова повязала косынку, отыскав её в траве, и шла, мурлыча какую-то театральную мелодию, помогая себе рукой, рисуя в воздухе неизречённое, невыразимое. Их счастье, одно на двоих, распростёрло над холмом невидимые крылья, лелея их неостудимую нежность, отгоняя тени, баюкая ещё не сбывшиеся грёзы…

По дороге в сторону Хмелиты громыхала телега, запряжённая костлявой, немытой клячей. Возница, погоняющий её, был подстать замызганной сдыхоти: встрёпанные чёрные космы с запутавшимися сенными ошмётками, замусоленные рубаха и порты, босые ноги, покрытые цыпками. Увидев Арину, он натянул вожжи:

– Тр-р-р! Козья вошь!

– Демид? Что ты здесь делаешь? – удивилась девушка.

Демид презрительно разглядывал высокого парня, уверенного в своём праве находиться рядом с Ариной, да ещё в такой дали от дома. «Откель взялся ентот ухарь? Не из местных олухов. Тутошних-то я всех наперечёт помню. Видать, залётный. Ишь, лыбится! Дать бы ему в рыло, чтоб неповадно было за чужими девками хвостом увиваться! Ничё! Погоди, милок. Будешь знать, как поперёк моёй стёжки суваться!» – от злости непроизвольно сжались кулаки.

– Вот, в Хмелиту скачу, к барину вашему, Грибоедову, – выпрямился, будто и впрямь под ним был скакун благородных кровей, – с секретным донесением! Пока тут некоторые прохлаждались, – он плюнул за борт телеги-развалюхи, словно бывалый морской волк в штормовую волну, – хранцуз преступил расейское пограничье. Наполеон ужо ночевал на нашенской земле. Война!!!

Тяжело поднявшись из кресел и с удовольствием разминая ноги, он вышагивал в добротных удобных сапогах, мягко, без скрипа ступающих по огромному ковру в роскошной гостиной. Императора, главнокомандующего Великой армии поселили в большом и богатом доме ковенского купца Гехеля. Первые же известия о переправе неприятельской армии через пограничный Неман метлой вымели из города всех, кто опасался за свою шкуру и нажитое добро. Хозяин дома, видимо, давно был готов к отъезду, судя по скорости, с которой он бежал. Надо думать, всё ценное он захватил с собой. А судя по роскоши, которую он здесь бросил, его багаж был много богаче. Беглецов не преследовали. Не до того было. Переправа продолжается уже второй день, ещё столько же потребуется для оставшихся на том берегу войск. Без единого выстрела авангард французской армии вошёл в Ковно. Тишина улиц и домов, встретившая неприятеля, не объяснялась безмятежным сном жителей в шесть часов утра. Город не спал. Даже после спешного бегства в нём оставалось немало обывателей, но никто не вышел встречать армию-победительницу, однако и сопротивления оказано не было. Люди затаились по домам. Наполеона, привыкшего в европейских кампаниях к тому, что города и целые провинции сдавались ему без боя, зачарованные одним его именем, трудно было этим удивить. Да он и не собирался здесь задерживаться. Он ждал, когда его армия – 220 тысяч солдат – здесь, у деревни Понемунь вблизи Ковно, по четырём понтонным мостам перейдёт на правый берег.

Большое зеркало в золочёной раме, наблюдавшее за перемещением императора, остановило его взгляд. Он повернулся боком, расправил плечи и, скосив глаза, придирчиво обозревал гордый профиль с римским носом, ставший легендарно знаменитым не только у покорённых народов Европы, но и далеко за океаном. Это льстило его самолюбию. Кого из нынешних королей вспомнят потомки? Может быть, бережливая история и сохранит от тлена некоторые имена, но лица… Безликие правители, безмозглые политики, бездарные военные… Взгляд императора спустился ниже, на изрядно отяжелевшее брюшко. Глубокий вдох, который прежде помогал втянуть чрезмерно выдающийся живот и облагородить очертания фигуры Первого человека Европы, не дал заметных результатов, и Наполеон снисходительно погладил выпирающий зеленоватый камзол, извиняя себе несущественные недостатки, перекрытые существенными, великими достоинствами.

Дверь без стука, но неспешно и вежливо отворил граф де Сегюр, адъютант Наполеона:

– Сир, маршал Даву прибыл. Прикажете впустить?

– Пусть войдёт.

Даву, распрямившийся и словно помолодевший, улыбался, что бывало с ним не часто:

– Мой император, успех сопутствует Вам. Переправа ещё не завершена, но бо́льшая часть армии уже на правом берегу. 1-й армейский корпус в полном составе вошёл в город и ждёт приказа…

– Русские не оказывают сопротивления? – для проформы осведомился Наполеон. Кто бы осмелился ему противостоять?

Улыбка сползла с лица маршала, но голос не дрогнул, когда он уверенно рапортовал:

– Только вечером, уже в темноте. Рота наших сапёров примерно в лье от Ковно переправлялась на лодках и паромах. На них наскочил разъезд казаков, случилась перестрелка… Эти казаки появляются налётами по всей пограничной линии. Потери незначительные. Сейчас тихо.

– Значит, наше вторжение теперь не тайна… – император уже не смотрел на Даву, а куда-то мимо, высоко держа подбородок и задумчиво выстукивая пальцами по крышке стола. – Царь Александр находится в Вильне и сегодня же будет уведомлен. Но это хорошо. За три дня на русский берег переправит у Прены два пехотных корпуса и кавалерию Богарне, у Гродно ещё три пехотных корпуса и корпус кавалерии – Жером Бонапарт. Великая армия будет готова к сражению.

Немного найдётся полководцев, отваживающихся перечить самому Наполеону или выражать сомнение в его планах, но Даву – железный маршал – был одним из тех, кто позволял себе это делать:

– Да, но захотят ли русские дать бой? Барклай де Толли согласно донесениям имеет в распоряжении всего 127 тысяч. Его 1-я Западная армия обречена в случае столкновения в приграничных территориях с армией Великой Французской империи, превосходящей его силы вдвое. Генерал и военный министр, он не может этого не осознавать.

– Не забывайте, Луи, что южнее располагается 2-я Западная армия Багратиона.

– Но она невелика, сир. 40 тысяч не в силах исправить положения.

– К счастью, мой дорогой маршал, – тонкие губы тронула снисходительная улыбка, – не все способны рассуждать так же разумно и расчётливо, как вы. Вспомните Суворова. С горсткой солдат он побеждал противника, во много раз его превосходящего. Но Суворов был великим человеком. Сейчас у русских таких нет. То, что многие из них учились у него, сражались вместе с ним, совсем не делает их столь же гениальными, хотя они и мнят, что усвоенные ими уроки дают им преимущество в стратегии и тактике воинского искусства.

– Кажется, Барклай не воевал с Суворовым…

– Барклай – нет. Он более всего кабинетный военный, министр. Каков он будет в сражении, трудно предвидеть. Среди нынешних русских генералов могу назвать лишь одного достойного противника – Багратиона. Прочие – бездари, ведущие своих солдат на убой. Пушечное мясо для моей артиллерии.