Лидия Бормотова - Власть лабиринта

– Я тоже сие замечал не раз. А как считаешь, Дмитрий Петрович, не оробеют наши новобранцы? Не на парад ведём, по всему – сражения предстоят жестокие.

– Выучку они прошли хорошую и при проверках не оплошали, но в настоящем бою никто из них не был. Офицеры молодые, большей частью только что выпущены из кадетских корпусов. Будут равняться на нас. От нас и будет зависеть, станут ли они гореть, как факелы, или тлеть, как сырые головёшки. Им есть за что воевать – за родную землю. А коли есть что защищать, и простой мужик с вилами наперевес – грозная сила.

Под навесной крышей Торговых рядов, непривычно пустых, спасаясь от зарядившего третьего дня и всё не прекращающегося ливня, стоял мужичок в обтрёпанной одежонке, мял в руках шапку и вполголоса, словно секретничая, жаловался, тревожно зыркая по сторонам на мечущиеся гружёные повозки, снующих людей, окрики, ругань двух возниц, зацепившихся краями телег и не желающих уступать друг другу:

– А вить стречали с цветами! Освободители! Король Жером, братец наполеоновский, принял ключи от города… – мокрой шапкой вытер хлюпнувший нос, вздохнул.

– Ты сам-то из Гродно? – высокий парень в простой дорожной одежде с длинными светлыми волосами, затянутыми вкруг головы ремешком, не обращая внимания на дождь, седлал чёрного, как смоль, коня (тот оскалился было на снующие руки, но парень с усмешкой отпихнул его морду), затягивал подпруги, проверял дорожные сумки. Казалось, он совсем не слушал стенания мужичка. Однако его вопросы и встречные замечания говорили об обратном.

– Не, из предместья я. Да что ключи… так, парадность одна. Вокруг Гродно никаких ворот давно нет, без надобности. Ни отпирать, ни запирать нечего.

– А сам, небось, тоже обрадовался «освободителям»?

– Дык… чаво уж… все цаловались, праздравлялись: избавление от москалей. А местные гандляры, все как один жиды, с ходу взвинтили цены на продукты.

– Торгаши что ль? – светловолосый незнакомец похлопывал жеребца ладонью по морде, успокаивая.

– Ну. Эти во всём выгоду сыщут. Да таперича всё одно, – он безнадёжно махнул корявой пятернёй. – Как нагрянули хранцузы с поляками да с немцами, ровно саранча, в один час все предместья разграбили. Вымели дочиста. Провизию запасённую, одёжу, струмент – ничем не побрезгали. Скотину, лошадей угнали. А что взять не взяли – истребили: двери, окошки, мебель. Нарошно порушили, штоба, значится, знали, кому в пояс кланяться. Я в одночасье стал голытьбой. А ихняя кавалерия на корма лошадям скосила весь крестьянский хлеб. Колос тока начал половеть, зёрна ишшо молочные. Как жить таперь? Хто защитит? Рази хранцуз сжалится?

– А ты бы цветы им преподнес да ключи от амбара, – парень легко вскочил в седло, откинул волосы за спину.

– Э-эх! – выдохнул обречённо мужик, рука с шапкой повисла. Он покосился на трёх русских офицеров верхо́м, которые посторонились, прижавшись к Торговым рядам, пропуская телегу, доверху нагруженную скарбом да прикрытую рогожами от дождя. – Вольно́ судить стороннему, кто в шкуре моей не бывал. Вот ты, откель будешь?

– Я из Сибири пришёл. Тебя, дурака, от «освободителей» защищать.

– Эвона! – удивлённо открыл он рот, потом пригляделся, подозрительно прищурился: – А почто необмундирован?

– Здесь, в Новогрудке, найду своего командира… а ты что же, свободу без амуниции не признаёшь?

Мужик вздохнул и побрёл по раскисшей дороге, подставляя дождю слипшиеся на макушке волосы, не надевая шапки, оглянулся, бросил через плечо:

– Да хто её видал-то? Можа, и нету её, свободы энтой, вовсе.

Офицеры переглянулись и, обогнув парня, который разворачивал жеребца, лёгкой рысью направились к центру, мимо костёла францисканцев к большому каменному дому. Там расположился Багратион со своим штабом, прибывший утром из Волковыска. У дверей дома штабные офицеры проводили опрос визитёров, а солдаты строго следили за проезжающими и охраняли вход, гражданские же чины толпились в ожидании приёма у князя Багратиона.

– Доложите, что прибыл генерал-майор Неверовский и полковники Ставицкий и Воейков, – все трое спешились и передали поводья подоспевшим солдатам.

Ждать не пришлось, командующий велел звать немедленно.

После доклада Дмитрия Петровича, князь Багратион обнял Неверовского, на суровом лице разгладились морщинки:

– Рад встрече, дорогой Дмитрий Петрович. Однако на отдых не рассчитывай. У меня в тылу идут арьергардные бои, прикрывая отступление 2-й армии. Получен приказ двигаться на соединение с 1-ой армией Барклая де Толли через Новогрудок, Вилейку. Надо торопиться: Бонапарту удобнее разбить нас поодиночке, а посему он будет чинить нам всевозможные препятствия для соединения. Кстати, – он обернулся на нахохлившегося на стуле человека в мундире статского советника, – позволь представить: вице-губернатор Гродно Максимо́вич. Вместе с русскими чиновниками, документами, архивами – с обозами покинул город. Во дворце вице-губернатора нынче расположился Жером Бонапарт со свитою. Там сейчас такое творится… уже прибыли известия, – князь кивнул Максимовичу, тот распрямил плечи и продолжил разговор:

– Да уж. Вестфальского короля Жерома местная шляхта и белорусские помещики встретили с цветами, устроили торжественный обед. Мы-то вовремя ушли. Спасибо Платову… Однако надежды на освободителей, – он поморщился, как от зубной боли, – быстро тают. Мне уже доложили, как ведут себя победители. Просвещённая нация! – вскочил со стула, будто тот ужалил его, и подошёл поближе к Багратиону, посчитав, видимо, что рядом с ним безопаснее. Однако выглядеть стал в сравнении с прославленным полководцем тщедушным, мелким, не спасал даже расшитый золотом мундир. Между тем пыл возмущения не растерял, ибо со стороны себя не видно, и он гневно витийствовал, потрясая кулаком: – Образец для подражания! После обеда они унесли с собой не только оставшееся угощение, но даже фарфоровую посуду, завернув её в скатерти. Солдаты и офицеры обшарили дома, забрали вино, продукты, вещи, разграбили предместья. Господь всемогущий! Орды Чингиз-хана были дисциплинированнее. Эти ведут себя как шайка разбойников.

Неверовский со товарищи внимали молча, только на скулах ходили желваки. Когда пар из губернатора вышел и кипение поутихло, Дмитрий Петрович с каменным лицом спросил:

– А что Жером? – ожидал ли он, что брат Наполеона распорядится пресечь мародёрство и примерно наказать виновных? Или худшие подозрения уже перерождались в уверенность, и он только желал услышать ей подтверждение?

– «Король Ерёма», – зло процедил сквозь зубы Максимович. – Так его прозвали. У него на уме одни развлечения: балы, обеды, парады и пани, паненки, сябрыны…