Лидия Бормотова - Власть лабиринта

– Чё-орт! Как же это понимать?!! – взревел Багратион.

– Ваша светлость, Вы же знаете: император Наполеон пообещал им восстановить Речь Посполитую, освободить их от москалей – вот они и стараются, как могут, в пользу «освободителя». Вряд ли Наполеон сдержит обещание, зато поляки теперь ему рьяно служат да и армию его изрядно пополнили. Все эти паны Дзяньконьские, Юндзилы и иже с ними – снабжают Жерома подробными сведениями, добытыми шпионским манером.

– Ещё и крестьян поставят в ружьё? – вымолвил кто-то из армейских военачальников. Словно искру высек в соломе. Остальные забурчали, подпитывая язычок огня, и он, вырастая, взметнулся ввысь, обнимая единой тревогой штабных и армейских.

– Действительно, ежели мужики подымутся, что ж, воевать со своими?

– На потеху врагу! А неприятель и ручки не замарает, только крикнет «Ату их!» да отойдёт в сторонку, злорадно поджидая, пока мы друг другу глотки не перегрызём.

– Вот это вряд ли, – уверенно скомкал общие опасения гусар, разметав костёр, затоптав шипящие угли. – Крестьян они сами же разграбили и разорили поборами. Те уж не раз, вооружившись вилами, а то и ружьями, нападали на польских и французских фуражиров и отбивали назад возы с продовольствием… – и вдруг в голове Давыдова вспыхнуло. «Вспомнил! Тот белобрысый парень с синим взором – один из этих крестьян. Это он пригнал к нашему обозу отбитые фуры с медикаментами, ружьями. Эх, жаль, имени не запомнил – торопился». – Если что – мужики по лесам попрячутся, а те, что попадут под горячую руку, на марше вывернутся и – поминай как звали!

– Довольно, – главнокомандующий принял решение: – В Несвиже армию разместить на отдых. Генерал Сен-При, обеспечьте безопасность на сутки. Казаки атамана Платова, хоть и не по моему ведомству и согласно армейскому артикулу подчинены министру, однако из невозможности пробиться к 1-ой армии выполняют мои приказы. Распорядитесь, голубчик, донесть Матвею Иванычу мой приказ: стать у местечка Мир, выслать разъезды, чтобы неприятель не обошёл с флангов, сдерживать движение войск вестфальского короля Жерома, пока наша армия будет отдыхать. У Платова пять с половиной казачьих полков по пятьсот сабель. Думаю, дня два продержится. Под Гродно он блестяще справился. Успел выслать из города более тысячи обозов в Новогрудок: императорских чиновников с семьями, припасов – и двое суток удерживал на Лососянке 1 1 Лососянка – река в четырёх километрах на запад от Гродно. три полка дивизии генерала Домбровского. А отступая, сжёг мост через Неман.

***

26 июня 2-ая Западная армия под командованием генерала от инфантерии князя Петра Ивановича Багратиона остановилась на отдых в городе Несвиж и его предместьях. В этот же день на подходе к местечку Мир под Кореличами казачья сотня столкнулась с польским авангардом – уланами генерала Турно, потрепав который, вынудила отступить. Обе стороны начали подготовку к утреннему бою. А вечером Багратион получил донесение: маршал Даву занял Минск.

Беспрерывный ливень сменился жарой, земля быстро сохла, и многотысячная французская армия маршировала к Минску в облаках пыли. Маршал приказал полковым музыкантам бить в барабаны, чтобы избежать столкновений войсковых частей друг с другом или с местным населением. Чем, не ведая, подсобил казачьим разъездам, которые, скрытые пылевой завесой, по барабанной канонаде легко проследили за перемещением французов.

Утром 27 июня уланы подполковника Яна Суминьского завтракали, вскипятив на костре кофе. Опьянённые безнаказанным стремительным наступлением, загоняющим улепётывающего противника в петлю, всё туже и туже стягивающую ему горло, поляки отпускали скабрезные шуточки в адрес затравленного русского зверя. Трусы, удирающие поджав хвосты, не стоили их доблестной отваги, тем более доброго слова.

– Дикий, отсталый народ – казаки, – брезгливо морщился молоденький офицерик, выбирая из кружки залетевшие былинки. Понятное дело, его презрение относилось не к сору, а к вышеназванным незадачливым воякам. В своём первом серьёзном походе он не успел сделать ни единого выстрела. Ускользающая добыча так его раздражала, что чесались руки.

– Выскочили вчера на дорогу, – поддержал его товарищ постарше, более сведущий в приёмах ведения полевых сражений. – Зачем? Уланы пана Рожнецкого отступили от неожиданности. Умный противник должен был закрепить результат, эти же ускакали… – он отхлебнул из кружки, скривился от горячего и со знанием дела припечатал: – Если готовят сражение – вчерашняя вылазка есть тактическая ошибка. Военная наука, как говорит наш подполковник, предписывает не открываться прежде времени противнику.

– Скифы! Туземцы. Откуда им знать воинскую тактику?

– Помахали саблями, ускакали… – хохотнул третий.

– Зато теперь мы знаем их дислокацию, – торжествовал «сведущий». – Сидят в Мире, словно тараканы по печкой. Одной атакой нашего эскадрона мы сотрём их в пыль. Обедать будем уже в замке пана Радзивилла!

– Вчера встретили торговцев-евреев, – вступил в разговор матёрый седоусый поляк. В другой ситуации он осадил бы излишне самоуверенную молодёжь, но нынешний противник был настолько предсказуем и жалок, что даже юнцы брехали на него с ленцой. Такого щелчком в лепёшку прихлопнешь – мокрого места не останется. Потому-то его мнение не шло вразрез с трёпом не нюхавших пороху щенков: – Говорят, есть казаки в местечке, но мало. Какая лёгкая война: в огромной стране такая маленькая армия, и та бежит – не догонишь.

По дороге к Миру у Кореличей, как и вчера, уланы увидели сотню казаков, которые без всякого строя и порядка толпились и рассыпа́лись по ржаному полю, наполовину сжатому, опоясанному лесом. Увидев улан, они словно растерялись, беспорядочно заметались, мешая друг другу. Некоторые, выхватив сабли, выдвинулись к дороге, потом, развернувшись, помчались прочь, следом за остальными, драпающими без оглядки. «Стадо безмозглых баранов! Ну нет! Сегодня вам не уйти! Не видали настоящего противника? Ну так получите же!» – победа над идиотом-противником сама плыла в руки, грех не воспользоваться. Неутолённая жажда реванша за вчерашний казус полыхала в крови. Над головами взвились шашки, вспыхнув на солнце, шпоры впились в бока лошадей.

Первый эскадрон Яна Суминьского рванулся за беглецами. Казаки даже не пытались завязать бой, они удирали что есть мочи, и это только раззадоривало преследователей: догнать наглецов и раздавить, чтоб впредь и другие знали – польские уланы беспощадны и непобедимы.

Прямая дорога от Кореличей между лесных полос приближала их к Миру, где задавшим стрекача полоумным трусам уготована была гибель. Как вдруг казачья сотня развернулась и, засверкав саблями, бросилась на улан. С флангов откуда ни возьмись появились ещё две сотни, видать, поджидавшие неприятеля в засаде по обеим сторонам дороги, которые быстро взяли в кольцо одураченных самоуверенных поляков и ударили в дротики. В одно мгновение исчезли фланги и тыл. И только теперь стал понятен коварный замысел этих «отсталых туземцев». Что толку было вспоминать теперь знаменитую скифскую тактику заманивания в ловушку и проклинать свою неосмотрительность, когда со всех сторон окружены яростно дерущимися казаками. Уланы рубились отчаянно, пытаясь вырваться из ловушки, но противник был далеко не новичком, и эскадрон таял на глазах. Лишь немногим удалось вырваться из кольца и умчаться в Мир, остальные сложили головы в безнадёжной, бесславной сече.