Рустам Рустамов - Падение. Том 2

– Мы доберемся до всех, до единого, кого ты назвал и кого не называл, всех выведем из темноты на свет, как летучих мышей.

– Не достанете, – он чуть было не засмеялся, но сдержал себя, решил продолжить беседу, – все почти умерли, потом они как раз сами любили и приносили людям свет, а вот загонять людей в темноту, точнее, в темницу, – прерогатива вашей конторы, это вы избегаете света, притом везде и во всем.

Ахмедов понял, что не то сказал, видимо, этот «академик» каких-то допотопных людей назвал, и от этого еще больше взбесился:

– Слушай, академик, я учился в нормальной русской школе, а высшее образование получил в Москве, понял? Кто такой Шахрияр, где он работает?

– Оно и без того видно, что непонятного; что касается Шахрияра, то жив и здоров, поэт народный, в университете работает.

– В каком университете? Не слышал я о таком!

– В Тавризе.

Этот ответ вывел Ахмедова из равновесия полностью: чувствовал, что не может найти нужных слов, чтобы заткнуть этого «академика». Ему хотелось взять верх над ним интеллектом, от этого еще больше терялся и не находил нужных слов для постановки вопросов.

– Не Тавриз, а Тебриз, понял?

– Понял, все понял. Для кого Тавриз, Гянджа, Ханкенди и так далее, а для кого-то Тебриз, Кировобад, Степанакерт и прочее. Все закономерно.

Он невозмутимо смотрел, как свирепеет лицо Ахмедова, и заметил, как тот почти незаметно потянул правую руку под столешницу, – понятно, сейчас заберут и закроют. Открылась дверь, и вошли двое безоружных молодых парня. Ахмедов, не глядя ни на кого, бросил:

– Уводите.

– Можно два слова скажу лично вам?

– Подождите за дверью, – не поднимая головы приказал Ахмедов своим, те вышли и закрыли дверь за собой.

– Ну, слушаю тебя, говори.

– Где Виктор Андреевич?

– Не поможет он тебе уже. В Луганск перевели, начальником областного управления.

– Последнее, что хотелось сказать: твою эту неуемную энергию, любовь и рвение направить бы на службу своей Родине, как было бы здорово!

Алисой сам не понял, как перешел с этим человеком на «ты», это было не в его правилах: с людьми, к которым испытывал негативные чувства, всегда разговаривал на «вы».

– Все? Идите, за дверью вас ждут, – не поднимая головы процедил Ахмедов.

Алисой вышел за дверь к ожидающим его двум сотрудникам. Его не отпускала мысль, почему Ахмедов ни разу голову не поднимал в течение последних нескольких минут. «И почему на последней фразе перешел на «вы», тогда как я перешел с ним на «ты», вроде даже изменился его голос, нет, все равно что-то не так, только не пойму, что», – с этими мыслями он в сопровождении двух молодых сотрудников шел по коридорам КГБ республики, сам еще не зная, что начинается новая глава в его биографии.

Следствие шло около полугода, и наконец состоялся суд. Еще в ходе следствия ему три раза меняли статью обвинения, устал, был измотан, подписывал все не глядя, от услуги адвоката отказался. Во время суда отказался от всех показаний, поскольку доказательная база следствия была слабой, его приговорили по смягчающим обстоятельствам, и получил три года исправительных работ и вскоре был отправлен к месту отбывания наказания – в один из Карадагских каменных карьеров, и, поскольку полгода уже отсидел, оставалось воротить камни еще два с половиной года. Заключенные, узнав, за что получил срок, стали относиться к нему с особым уважением. В дальнейшем он всегда говорил: «Наши заключенные – настоящие патриоты, не то что чиновники-коммунисты, жаждущие делать карьеру. Им бы поучиться у наших зеков!»

Прошел год. Однажды утром сняли его с работы и направили к начальнику отряда. Увидев его издалека, начальник отряда пошел навстречу и велел следовать за ним. Прибыли к начальнику колонии, тот принял их в принципе нормально, завел в кабинет и зачитал решение суда об условно-досрочном освобождении. Сильно удивленный услышанным, только смог выдавить из себя:

– Какое решение суда, меня ни в какой суд не вызывали, это, наверное, ошибка какая-то. – Он в самом деле так и думал, боялся разочароваться впоследствии, когда начальство поймет ошибку и его вернут обратно.

– Послушайте, профессор, – начальник его сам так называл, притом без всякой насмешки и всегда на «вы», – суд был, только без вас, такое практикуется, никакой ошибки нет – идите, соберите вещи и на выход, поторопитесь, скоро мой водитель поедет в город по служебным делам и вас подвезет до куда-нибудь.

Не прошло и получаса, как он собрался и черная «Волга» начальника колонии повезла его в город. По дороге водитель разговорился, и выяснилось, что у него никаких служебных дел в городе нет, и начальник сам велел ему отвезти уважаемого профессора прямо до дома.

Всю дорогу размышлял о причинах своего досрочного освобождения, ничего не мог понять: «Ладно, посмотрим, может, удастся выяснить на работе, откуда это счастье подвалило».

Потом все-таки выяснил: оказывается, была встреча первого секретаря ЦК компартии республики Гасана Алиева в Академии наук с коллективом в честь Дня Победы, и на этой встрече Буняд Мусаев с присущей ему прямотой заявил:

– Как мы можем воспитывать патриотизм у нашей молодежи, если настоящего патриота отправляем на карьеры камни таскать только за то, что он любит свою родину и любовь эту передает студентам, по надуманному обвинению в антисоветской деятельности?! Самое главное, никаких доказательств у следствия не было. Так недолго и тридцать седьмой год возродить!

Говорят, тогда Алиев выслушал его и сказал:

– У нас нет антисоветизма, Буняд муаллим, можете быть спокойны, в ближайшее время разберусь, возьму под личный контроль.

И действительно – разобрался: не прошло и месяца после этого разговора, как Алисой вышел на свободу. Восстановился на свою прежнюю работу, но кружок, который вел, распался. «Ничего, начнем все сначала», – подумал он о программе своей дальнейшей жизни.

Война на идеологическом фронте с каждым днем становилось ожесточеннее, и это не преувеличение: десятки радиостанций мира работали в режиме антисоветской пропаганды круглосуточно. Слушатели этих станций говорили о разоблачении советской системы и были в большей части правы. В то время, наверное, любой человек, имеющий желание немного подумать о жизни общества, обязательно слушал «голоса».

Отметим, что у каждого человека по возможности была своя любимая радиостанция; если же в силу обстоятельств невозможно было слушать свою, то слушали то, что было доступно. Конечно, работала система технического противодействия – так называемые «глушилки».

«Голоса», нужно отметить, работали грамотно и превращались в рупор для творческой эмиграции – там выступали эмигранты, выехавшие в разное время из Союза, читали также отрывки из произведений тех, кого не было в живых. Наш герой не был исключением: сначала от любопытства, а потом и по интересу начал слушать китайское радио, так как передачи шли на русском и ловить было легче. В принципе, любым транзисторным радиоприемником на средних волнах можно было ловить какую-нибудь станцию.