Олег Красин - Солнечный ветер. Книга первая. В тени двух богов

После прочтения письма Адриан дал распоряжение секретарю Гелиодору вызвать Цейония из Рима.

– Дорогой мой Цейоний, – сказал он, подойдя к гостю, – я принял решение назначить тебя консулом на следующий год вместе с Секстом Веттуленом.

– Я благодарен, великий цезарь, – удивленно произнес Цейоний, не ожидавший, что Адриан распространит на него свое благоволение. У императора, как у каждого правителя, давно сложился круг близких людей, любимцев, которые получали неограниченные милости. Попасть в их число казалось делом невозможным, особенно для молодых нобилей. Оставалось лишь терпеливо ждать часа, когда империю возглавит их ровесник принцепс, и привлечет ровесников для управления великой страной.

– Но чем я заслужил такую милость? – поинтересовался он.

– Я исхожу из государственных интересов и считаю, что ты достоин консульского звания. Ты хорошо показал себя в Иудее. Кроме того, о тебе наилучшего мнения префект Регин и многие сенаторы. И это только первый шаг.

– А каков второй?

– Узнаешь обо всем, Цейоний, когда придет время. Но у меня есть одно условие. Я хочу, чтобы твоя дочь Фабия была помолвлена с Марком Вером. У него большое наследство от Анниев, от отца и прадеда, и это будет хорошая партия. Пусть два ваших славных семейства породнятся, чтобы слава Рима не угасла с нашим уходом. Ведь мы все смертны, не так ли?

Он посмотрел в веселые, ничего не выражающие глаза Цейония и подумал, что сделал удачный выбор. Коммод будет фасадом предстоящего правления, праздничным, блестящим, внушающим восхищение, а Марк окажется реальным правителем за его спиной.

Через несколько месяцев после начала консульства Цейония Коммода, когда уже благоухала весна, и дневное солнце согревало италийскую землю еще не горячим, но ощутимым теплом, Рим, после холодной и ветреной зимы, зажил обычной жизнью. Нескончаемой вереницей потекли празднества, посвященные богам, разнообразные игры и фестивали. Огромное население города: знать, вольноотпущенники, рабы, все предались безудержным развлечениям, которыми обильно потчевал вечный Рим.

На открытие сезона конных бегов Марка и его мать, а также их родственницу Фаустину старшую, новый консул Цейоний Коммод пригласил в мае. Случилось это следом за обручением Марка с его дочерью Фабией, и после Латинского фестиваля, во время которого Марка назначили префектом города – пост этот был почетный и не давал никаких особых преимуществ, однако позволил Цейонию отличить нового родственника.

Само обручение проводилось в торжественной обстановке, в присутствии родни с обеих сторон. Марк тогда впервые увидел Фабию, небольшого роста, анемичную, тихую девочку, которая, казалось, не понимает, что происходит. Наверное, ее только оторвали от кукол, ведь она была на несколько лет моложе Марка, которому в феврале исполнилось пятнадцать.

Прадед Марка Катилий Регин, торжественный, в белой тоге, выступил вперед и обратился к Цейонию Коммоду с традиционным вопросом: «Обещаешь ли ты, Цейоний, отдать в жены Марку свою дочь Фабию». Марк заметил, как увлажнились глаза матери – Домиция стояла рядом с прадедом.

«Обещаю!» – ответил Коммод, и Марк надел железное кольцо, простое, без украшений на левую руку девочке, попутно заметив, что ладошка у нее холодная, как лед. Он не знал ни Фабию, ни ее отца, но обычай позволял выждать несколько лет до свадьбы и потому Марк отнесся к происшедшему событию довольно спокойно. Если это воля Адриана, то путь так и будет.

Сидевший в большом Цирке возле матери Марк, видел по сторонам себя огромное людское море. Первые ряды были сплошь белыми, ибо на скачках от знатных людей требовалось бывать только в тогах. Сегодня Марк тоже был в белом, ведь год назад он уже получил тогу мужественности. Над ними, на более высоких ярусах сидели простолюдины в пестрых и красочных нарядах. Это людское море шумело, шелестело, гудело, ожидая начало заездов, а прекрасный солнечный день, обещавший стать жарким, был в самом разгаре. Наверху, по специально натянутым тросам, как трудолюбивые муравьи ползали рабы, разворачивая материю, которая должна создать тень от палящих лучей небесного светила.

В Большом Цирке, где проводились конские бега, помещалось более ста тысяч зрителей. Он находился в долине меж Авентином и Палатином, имел три яруса сидений и был обнесен высокой стеной. За несколько десятков, а то и сотню лет, здание Цирка не раз менялось. Оно отстраивалось Октавианом Августом и восстанавливалось Траяном после пожара. Император Клавдий приказал облицевать мрамором лошадиные стойла. Меты – ограничивающие дистанцию указатели, вокруг которых совершали свой поворот возницы на квадригах 44 44 Квадрига – двухколесная колесница, запряженная четырьмя лошадьми. , превратились из каменных в позолоченные.

Конские бега с давних времен вызывали огромный интерес жителей города.

Они видели бешено скачущих лошадей с лоснящимися от пота боками, которыми умело управляли мускулистые, сильные мужчины. Их захватывали сопутствующий бегам азарт и риск, порою смертельный, поскольку хозяева квадриг часто вылетали на поворотах прямо под копыта чужих лошадей. Наконец, сильнейшее впечатление производили и сами возницы, могущие в определенных обстоятельствах стать героями Рима, да они и были ими, когда получали на голову венок победителя и выезжали из Цирка в ворота, похожие на триумфальную арку. Все это приводило зрителей в неистовство.

Мужчины оценивали лошадей: стать, быстроту, породистость. Восхищались умением ездоков ловко управляться с тяжелыми квадригами. А женщины не спускали глаз с возниц, рисковавших всем, чтобы стать победителями и заслужить триумфальный венок. Их кровь, их смерть, их победа были такими возбуждающими и волнующими, что многие из матрон и незамужних женщин не прочь были завести интрижки с этими неустрашимыми, дерзкими людьми.

Болеть за любимцев народа было легко, стоило только выбрать один из цветов туники ездока, в которых те проносились на квадригах мимо трибун. Поначалу цветов было два: красный и белый. Затем к ним добавились зеленый и синий. Партии болельщиков делил Рим на части, заставляя спорить до хрипоты и нередко приводя к столкновениям. Впрочем, без кровавых жертв.

Императоры тоже не гнушались конских скачек. Говорят, приверженцем зеленых был Нерон, а Октавиану нравились белые.

Уже прошла традиционная церемония, которую возглавил консул Цейоний. Он шествовал в пурпурной тоге, расшитой пальмовыми ветвями, над его головой государственный раб нес дубовый золотой венок. Вокруг шли многочисленные клиенты и родственники, посреди которых Марк заметил будущую жену Фабию и ее младшего брата Луция. Они уже привыкли к подобным церемониям и держались спокойно, а не как испуганные большой толпой дети, боязливо жмущиеся к родителям. Процессия называлась помпой и по сложившемуся обычаю проходила перед каждыми скачками.