Александр Бубенников - Мать и сын, и временщики

Правление великой княгини Елены и конюшего Овчины было ознаменовано жестокой твердостью, неспешной мудростью в устройстве внутренних дел, успехами во внешних делах и войнах. При слабом государе младенце на престоле, при череде внутренних волнений и поползновений на престол, окруженное со всех сторон сильными врагами и недругами – Литвой с запада, крымскими и казанскими татарами с юга и востока, Третий Рим, недостроенный Василием, не претерпел никакого ущерба ни в силе, ни в достоинстве своем. Продолжались дипломатические отношения с европейскими государствами, были заключены выгодные договора со Швецией и с Ливонским Орденом, набеги крымчаков и казанцев были остановлены, военные конфликты с Литвой окончились заключением счастливых для Третьего Рима мирных договоров. Границы государства укреплялись новыми крепостями и усилением старых цитаделей. Все мирные договора с Литвой, выгодные для Москвы, были подписаны после того, как конюший-воевода Овчина дважды с огромным военным успехом водил московские полки в глубь Литвы и принудил дряхлого короля Сигизмунда частично поступиться территориями и отказаться от претензий на Смоленск, Северские земли, Чернигов, Стародуб.

После «самоликвидации» регентского совета оставшиеся в живых душеприказчики Шуйские, Захарьин и Тучков превратились в обыкновенных думских бояр под началом конюшего Овчины. Тот же наиболее деятельный душеприказчик Михаил Захарьин превратился в послушного технического исполнителя в послушных и посольских делах. Также послушно исполнял приказания конюшего Овчины и его близкий родственник Михаил Тучков-Морозов. Мало кто предполагал такую странную метаморфозу с двумя сильными самостоятельными боярами. Однако их лояльность правительнице и конюшему избежавшие опалы бояре Андрея Старицкого объясняли просто: конюший припугнул Захарьина и Тучкова личным свидетельством князя Андрея не в их пользу, что они подбивали его по неведомым узкокорыстным причинам на раздувание противоправных сепаратистских действий против правительницы Елены. Однако после расправы над Андреем Старицким конюший не хотел новых признаков боярской смуты и преследований бояр со стороны правительницы, потому и спустил дело на тормозах, не желая перегибать палку самовластия после всем известного нарушения клятвенного княжеского слова.

Думские бояре, причем не только Захарьин и Тучков, но абсолютное большинство, не могли упрекнуть правительницу Елену и ее фаворита-конюшего в оскорбительном для них вопиющем самовластии, Елена вместе с Овчиной ничего не решали без обстоятельного совета с ними даже в делах придворного церемониала и текущего внутреннего правления. Правительница Елена постоянно через конюшего испрашивала у Думы нужного совета по тому или иному поводу, однако имела право полученный совет принять или отвергнуть. На фоне ослабления позиций партии Захарьиных, «обязанных» своим спокойствием молчанию конюшего, особый дискомфорт испытывали боярские партии Шуйских и Бельских, самых могущественные по влиянию в Думе и государстве. Этим боярским партиям при дворе хотелось владеть самим властью и богатствами государства, преследовать свои личные клановые отношения, пользоваться в своих узкокорыстных целях слабостью престола и малолетством государя Ивана, однако приходилось повиноваться крепкому властному союзу правительницы Елены и конюшего Овчины.

Однако именно в недрах образованных боярских партий Шуйских, Бельских и Захарьиных, после распада регентского совета, созрели проекты важнейших реформ, осуществленных в годы правления Елены Глинской. Без поддержки боярских партий союзу правительницы и конюшего не удались бы важные изменения в местном управлении, когда обязанность преследования «лихих людей» была возложена на выборных дворян в ранге губных старост – окружных судей. К чести правительницы Елены и, конечно, конюшего Овчины отнесли и дальнейшее строительство Третьего Рима с украшением его столицы Москвы и необходимую реформу денежной системы.

Правительница Елена и правительство Овчины, посчитав Кремль тесным и недостаточным для защиты от степных и западных хищников, много внимания уделяли благоустройству и крепостному строительству Москвы, в которой были возведены обширные каменные стены вокруг Китай-города. Под крепостными стенами был выкопан неприступный глубокий ров, а для входа в «средний» или Китай-городя с кремлевским ядром были заложены четыре мощных башни с воротами: Сретенскими (Никольскими), Троицкими (Ильинскими), Всесвятскими (Варварскими) и Козмодемьянскими. Однако во времена успехов правительницы Елены и правительства Овчины во внешнеполитических делах ворота совсем не запирались от врагов, но были распахнуты настежь для купечества. «Время Еленино» было временем основания новых крепостей и укрепления старых во многих русских землях, значительного экономического расцвета и обустройства Третьего Рима, бурного оживления торговли и ремесел.

С расширением торговли и товарооборота в государстве требовалось все больше денег, однако запас драгоценных металлов был невелик. Из фунта серебра раньше обыкновенно делали пять рублей и две гривны. Но ушлые корыстолюбивые людишки пошли на массовый обман: стали так обрезать и переливать деньги с различными дешевыми примесями, что из фунта серебра «производили» уже десять, а то и больше рублей. И смута пошла в торговле – купцы-продавцы боялись обмана из-за легкости денег, а с купцов-покупателей требовались клятвы, что его деньги настоящие, а не поддельные. Корыстолюбие одних и неудовлетворенная потребность в деньгах вызвали массовую подделку серебряных монет и появление огромного числа фальшивомонетчиков. Последних по указам Елены именем государя Ивана жестоко наказывали. Подельщиков и обрезчиков Елена велела казнить; кому отрубали руки, лили раскаленное олово в глотки, вешали, пороли на площадях – но ничего не помогало.

Тогда правительница и конюший изъяли из обращения старую монету и перечеканили ее по единому образцу – из фунта серебра шесть рублей без всякого дешевого примеса! – когда главной денежной единицей стала серебряная новгородская деньга, «копейка». На старой московской деньге чеканили всадника – великого князя на коне – с мечом. Однако Елена настояла, чтобы на этой новой новгородской деньге чеканили всадника с копьем.

Елена мечтала, чтобы ее новая тяжеловесная новгородская «копейка» вытеснила из обращения старую легковесную московскую «мечевку». От дяди Михаила, врача Николая Булева великая княгиня Елена неоднократно слышала о легендарном Георгии, Небесном копьеносце, поразившим своим копьем ее мужа Василия на охоте под Волоколамском. Она хотела переиначить символ поражения копьем старого несчастливого государя Василия в символ небесной защиты Георгием-копьеносцем ее юного сына-государя в долгом и счастливом правлении. На кого нацелено копье святого воина? Конечно, на змия ползучего и огнедышащего, символизирующего ад, иго, рабство, врагов на западе, востоке и юге…