Александр Бубенников - У истоков Третьего Рима

Только несмотря на всё благочестие, мольбы о чадородии великой княгини в литовских церквях, Елене так и не удалось испытать счастье материнства… А тут и скоропостижная смерть супруга-короля Александра… Сразу же после его смерти Елена в память о супруге начала строить в Бреславле большой женский монастырь и восстанавливать из развалин знаменитый Свято-Троицкий монастырь в Вильне.

Но при дворе шушукались, что недаром бездетный король Польши и Литвы 46-летний Александр вместе с московской супругой получил и скорую войну с Москвой, подорвавшей его здоровье и вызвавшей уже при замирении сторон его скоропостижную смерть в августе 1506 года. Только Василий Московский расценил, что бездетный брак почившего в бозе короля и его сестры Елены может сослужить некую политическую выгоду Москве, если попытаться «по-родственному» убедить панов-магнатов избрать его в короли и объединить под его началом Литву с Польшей и Россию.

Василий немедленно послал в Литву своего высокопоставленного чиновника Наумова с «утешительной грамотой» вдовствующей великой княгине Елене с тайным наказом сестре посодействовать в большом политическом деле для Москвы объединения трех великих славянских держав под его началом. Василий повелел послу и сестре наставлять польских и литовских вельмож в том, что иноверие держав есть обходимое препятствие, и что московский государь в случае его избрания в короли даст священную клятву чтить и покровительствовать римский Закон, будет отцом всех народов, исповедующих латинскую и греческую веру.

Это был смелый по тем временам вызов униатам молодого московского государя. Он словно перехватывал инициативу у униатов, пытаясь объединить державы, расколотые иноверием из православной Москвы, а не из Рима, Кракова, Вильны. Правда, убеждая латинян, что он, православный государь, сделает Римскому Закону больше добра, нежели латинский государь, Василий сильно рисковал возбудить недовольство московской знати.

«Ишь, чего удумал молодой да ранний государь – покровительствовать римскому Закону так же как и греческому!» – шептались по углам думные бояре, наслышанные и об «утешительной грамоте» вдове Елене, и о тайных переговорах государя посла Наумова с виленским епископом Войтехом, авторитетным литовским магнатом Николаем Радзивиллом, прочими литовскими и польскими вельможами.

Но, посоветовавшись друг с другом, магнаты вынудили ответить вдовствующую великую княгиню, что об избрании королем Василия не может идти и речи, и что брат ее умершего супруга Сигизмунд уже объявлен преемником Александра, причем единодушно, и в Кракове и в Вильне.

Скоро и сам новый король Польши и Литвы Сигизмунд направил своих послов в Москву, предлагая государю Василию вечный мир на условиях возвращения свободы литовским пленникам и захваченных ранее земель королевства уже после шестилетнего перемирия между Литвой и Москвой. Несмотря на достаточно умеренные требования короля, досада Василия, нацелившегося на королевский трон, была велика. Задним умом ему было приятно, что Москве Сигизмунд предлагает «вечный мир», словно забывая о своих старых территориях, отторгнутыми у Литвы еще Иваном Великим с «литовскими изменниками» Стародубским, Шемячичем, Воротынским и прочими, отъехавшими на службу московскому государю.

С другой стороны, Василий желал не только удержать все оставленное ему отцом земельное наследие, но и преумножить его. В ответ на упреки Сигизмунда, Василий хитроумно стал жаловаться новому избранному королю, что неугомонная Литва тревожит постоянными набегами владения удельных князей Стародубского и Шемячича, посягает на брянские земли, выжигая их, явно преступая мирный договор 1503 года. И в то же время, при незавершившихся дипломатических переговорах, когда королевские послы еще находились в Москве, направил князя Холмского вместе с боярином Яковом Захарьиным воевать Смоленские земли Литвы.

Посылая Василия Холмского – «пощупать, каков он этот король Сигизмунд на деле, а не на словах», государь насмешливо, с лукавинкой в глахах спросил своего первого боярина:

– Есть у тебя перед твоим смоленским походом какие просьбы?.. – Испытующе поглядел ему прямо в глаза. – …Или какие условия… Сам знаешь насчет чего и кого… Что скажешь напоследок, Василий?..

Холмский почуял явную издевку в словах государя и нахмурился. Хотя и не было никаких положительных известий о слабости литовского войска, деморализованного смертью короля Александра, но и не было уверенности в своих силах, чтобы после казанской неудачи тут же выиграть новую военную литовскую кампанию. Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как первый воевода и боярин Холмский вернулся после злосчастного похода на Казань, он сильно изменился за это время. В выражении его некогда волевого красивого лица появились черты усталости и затаенной боли, в выправке и походке стала проскальзывать неуверенность в себе. Просить о помиловании царевича Дмитрия именно сейчас, когда судьба сестры государевой Елены висела на волоске, было безумием. Холмский набрал побольше воздуха в легкие и шумно его выдохнул.

– У меня нет никаких вопросов и условий к своему государю. Постараюсь оправдать его доверие тогда, когда его мысли целиком и полностью заняты укреплением позиций государства.

Холмский догадывался, голова государя сейчас занята мыслями о несчастной судьбе его сестры Елены. Вряд ли можно именно сейчас снова ставить вопрос об освобождении из темницы Дмитрия-внука. Холмский не проронил больше ни словечка. Он сделает всё, что сможет в западном походе, а там пусть будет всё, как Господу будет угодно.

Московское войско Холмского вторглось в смоленские земли и спокойно дошло до Мстиславля, без всякого сопротивления со стороны войсккороля Сигизмунда, не встречая даже неприятеля в чистом поле. Холмский во главе сильного московского войска шел на запад, углубляясь в литовские земли и удивляясь, что ничего не происходит. «Может, ничего в этом походе не происходит, потому и ничего путного потом и не произойдет – и с нашим военным успехом, и с великой княгиней Еленой, и с несчастным Дмитрием-внуком… – думалось усталому, согбенному воеводе Холмскому, когда он продолжал мысленно вести оборванные беседы с государем. – Ты, великий князь Василий имеешь полное право не верить мне, что будет лучше и тебе, и твоей сестре, если несчастный Дмитрий-внук окажется на свободе… Только ты не разрешил мне взять Дмитрия в казанский поход, и всё обернулось лихом… Ты не разрешил Дмитрия взять в смоленский поход… Ты должен был отпустить его со мной, чтобы свершилось что-то путное, но ты не сделал этого… Словно нет тебе дела до племянника… Да и с сестрой дело тухлое, ничего у неё хорошего не выйдет… Да и тебе, государь, не стать литовским и польским королем… Всё не слава Богу у нас с тобой, государь…»