Александр Бубенников - Царь с царицей

– Предположим, татары уже не способны выставить против нас трехсоттысячное войско. Только ведь и мы не доведем свое войско до Тавриды без потерь – степи, даль, трудности обеспечения войска нашего продовольствием водой… Но и это не главное… А пока возражайте.

И советчики дружно возражали:

– Дойдет войско русское до Тавриды с незначительными потерями в пути…

– Нет в Крыму таких крепостей на пример Казанской крепости…

– Самое время по Крыму ударить, чтобы вырвать у хана ядовитое жало, которым он жалит русскую землю во время своих набегов…

Иван с горькой усмешкой подымал руку, привлекая к себе внимание, и говорил бесстрастно и убежденно:

– Даже если мы приведем в Тавриду войско в несколько сотен тысяч, султан выставит против него свое – в два, а то и три раза большее… Что-то мне свыше подсказывает, что нельзя раздражать султана, верховного властителя Тавриды… Мы ведь с ним – назло всем вместе взятым латинянам – находимся в дружественных отношениях… Пусть он возбуждает против нас крымчаков князей ногайских, только пока в знак уважения к русскому царю пишет мне грамоты золотыми буквами… Называет меня царем счастливым и мудрым… К тому же ведет с Москвой торговлю, купцов турецких присылает за нашими товарами…

– Так и будем ждать новых набегов крымчаков, сложа руки?.. – усмехнулся Алексей Адашев.

– Дожидаясь, когда Девлет-Гирей опять Москву осадит, посады жечь начнет, к Кремлю подбираясь?.. – постным голоском промолвил Сильвестр.

Курбский, пришедший просить царя отправить его, доселе непобедимого воеводу воевать Тавриду, только с внутренним бешенством махнул безнадежно рукой.

Царь внимательно оглядел советчиков сверху вниз и с металлом в голосе твердо молвил:

– Не думайте, что я готов щадить Тавриду по своему упрямству или по неведению… Нет сегодня возможностей воевать Тавриду, не навлекая гнева султана, который на защиту Девлет-Гирея пошлет огромное войско – так что мало не покажется… Больше всего я думаю, как бы использовать хана, чтобы тот вредил и угрожал Литве и Польше, как во времена Ивана Великого… Когда-то ведь мой дед через тайный иудейский канал между Москвой и Тавридой привлек на свою сторону хана Менгли-Гирея, чтобы Литву короля Казимира держать в постоянном напряжении, на коротком поводке… Тогда и иго Золотой Орды в небыль отошло… Как бы сейчас использовать крымское орудие против Литвы и Польши… Пусть ненадежное орудие, готовое против Москвы обернуться – только нет других способов на сегодня устроить свою безопасность… Силы скопить для прорыва…

– Я попробую восстановить иудейский канал между Москвой и Тавридой… – глухо произнес Адашев. – И найти выход на казаков, терзающих хана Девлет-Гирея в литовской украйне под Очаковом…

– Вот это уже дело… – откликнулся живо Иван.

– Не знаю, не знаю… – пробурчал постным недовольным голосом Сильвестр. – Иудейская партия в Литве и в Тавриде давно уже не союзник Москвы… Во времена Ивана Великого иудеи были против их ненавистника и притеснителя короля Александра, потому и оказались союзниками Москвы… Сейчас другие времена…

– А я б хоть сейчас повел полки на Тавриду… – пылко промолвил Андрей Курбский.

– Еще поведешь свои полки… Еще навоюешься… – без улыбки пообещал ему царь Иван.

– И на том спасибо… – усмехнулся Курбский. – Обещание царя для меня многое значит.

Услышав неприкрытую иронию в голосе друга, Иван возвысил голос:

– Думать вместе будем, как от крымчаков беречься и как землями для Русского государства прирастать…

Мучился от бессилия своего царь, поскольку видел неприкрытое коварство и злобу на Москву крымчаков под султанским защитным крылом. Будучи не в силах помешать завоеванию Казани и Астрахани, крымский хан мстил Москве набегами на московские окраины, жег и грабил города и села, уводил жителей в неволю. Разбойное Крымское ханство давно было мучительным больным бельмом в царском глазу. Словно осколок татарского ига, которое разрушил некогда его дед Иван Великий, сохранило злую, жалящую набегами, силу с остатками пленения и постоянной угрозы Руси – в Тавриде, за Перекопом. Царь время от времени, идя навстречу своим обозленным воеводам, высылал на юг легкие московские отряды, которые, соединившись с казаками, спускались вниз по Дону и Днепру, нападали на татар-крымчаков в их владениях.

«Но сил на решительный поход на крымского хана Девлет-Гирея, любимца султана не хватит… – думал Иван. – Не имеем мы таких навыков, такой конницы, чтобы за считанные дни пересечь Дикое поле и ударить, когда нас никто не ждет… А ведь надо, конечно, надо ударить… Только не войском в сотни тысяч, под десяток тысяч… Кто поведет – Курбский, Адашев, Шереметев?.. Только надо так обставить, чтобы султан не подумал, что против него войной пошел его лучший друг царь Московский… Вот латинский Запад во главе с папой обрадовался бы… Ждут не дождутся латиняне крестовый поход против неверных объявить – да только хотят отделаться своими минимальными потерями, да русской кровушки не жалеть за свои воинственные религиозные интересы… Не дождется папа… Только как их всех переиграть – и хана, и султана, и латинян вместе с папой?..»

А ведь не могла найти Русь противоядия от жалящих набегов крымских татар во время правления царя Грозного. По Дикому полю, по пустынному Муравскому шляху, по наущению хана, а то и царевичей, крымчаки стремительно вторгались в русские земли – на быстрых выносливых маленьких лошадках, причем не разжигая костров, без запасов съестного. И безнаказанно грабили и жгли русские города и селения. Словно знали неизвестно от кого, что царь московский грезит не Черным и Балтийским морем и готовится воевать не Тавриду, а Ливонию.

– Неужто так султана боюсь, что отказываюсь от крымского похода? – спрашивал себя Иван в присутствии царицы, занимаясь самобичеванием, чего никогда не позволял делать в присутствии ближних советчиков и тем более, думских бояр.

Анастасия тревожно заглядывала в глаза супругу, не в силах перечить или покорно соглашаться со страхом и даже трусостью царя. Пыталась, как могла утешить:

– Служба, родной, тебя царская неволит… Не только за себя ответ держишь – за все государство великое… Потому и душой маешься…

– Правильно говоришь, касатка моя… – ответствовал глухим не своим голосом Иван. – Душою маюсь, потому что за муки своего народа русского отвечаю… Да ничего сделать не могу… Сердцем чую – нашествие султанских войск будет пострашнее татарского… Нельзя турок-янычар на Русь навести… Потому и мучаюсь, что из двух зол выбираю не худшее…

– Плохое – это татары, а худшее – это турки?.. – грустно спросила Анастасия. Видя, что Иван согласно кивнул головой, тяжело вздохнула и выдохнуло грустно-прегрустно. – Я бы тоже предпочла плохое – худшему, милый… Только зачем тебе советы жены, если у тебя столько мужей-советников…