Олег Иралин - Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

На третий день, когда распродали купцам-работорговцам всех полонённых половцев, князья со своими дружинами подступили к Чернигову. Олег с малой дружиной встретил их у самых ворот.

– Чего хотите? – спросил он, заранее догадываясь о причине визита столь не милых сердцу гостей.

– У тебя есть Итларевич! – заявил Святополк без всяких обиняков. – Либо убей, либо дай нам, он враг нам и Русской земле!

Олег Святославич, услышав такой пафос, не счёл нужным сдерживать улыбку.

– Я понимаю вас двоих! – сказал он. – Ваши подвиги будут помниться век, и не только сынами убитых, но при чём здесь Русская земля?

– Прекрати эти намёки, князь! – вспылил Владимир, но его поспешил перебить Святополк.

– Не будем ссориться из-за ничтожного волчонка, братья! Выдай нам сына Итларя, в знак дружбы, а нет, так ведь мы твой Чернигов возьмём! Стоит ли половецкий ребёнок благополучия и жизней сотен русичей?

Олег ответил не сразу. Но когда он заговорил, его голос зазвучал с прежней твёрдостью:

– У Великих князей, видать по всему, свои правила, но я гостей не выдаю!

Олег Святославич повернул коня, давая понять, что встреча окончена, и лицо Владимира омрачилось. Уже у своих дружин, придержав коня, Святополк поравнялся с приотставшим Владимиром.

– Что пригорюнился? – натужно усмехаясь, сказал он. – Возьмём рати и подтянем их сюда. С ними да нашими дружинами Олег и недели не продержится!

Владимир согласился с ним, но его занимали совсем другие мысли. «Не отдал мальчика! – думал он, испытывая двойственное чувство к черниговскому князю. – Значит, не в заложниках итларев сын, но в гостях! Может, и правда, что никакого сговора между ним и ханами не было? Может, дело только в обычной приязни, и моя выгода была в союзе, а вовсе не убийстве собственных гостей?» Князья отъехали ещё на значительное расстояние, весьма перекрывающее полёт стрелы от городских стен, и определились с рубежами планируемой осады. «Не выдал, значит! – снова задумался Владимир, уже ведя дружину ко вторым воротам. – Смог устоять, не повёлся на соблазн!» Он вспомнил события недавних недель, и на душе стало муторно. Так, что уже не хотелось ни Чернигова, ни стольного Киева, ни жизни этого осиротевшего по его вине мальчика. Владимир уже был близок к сожалению от всего того, что случилось в последние дни, но сделанного не воротишь, и приходилось, соблюдая лицо, следовать всему тому, к чему подталкивал его Святополк.

Вскоре подошли рати, но возросшее количество войск не возымело ожидаемого воздействия на непокорного князя. Как и прежде, Олег не торопился менять свои понятия о чести, и осада Чернигова грозила перерасти в активные действия. Первым о них заговорил Святополк.

– Придётся готовить приступ! – предложил он Владимиру, с каждым днём всё более раздражаясь бездействием.

Переяславский князь соглашался, но продолжал затягивать время штурма, ссылаясь на неготовность своих войск. И вот, когда он и вовсе уже собрался объявить о своём нежелании вести войну с черниговским князем, пришли тревожные вести. В Степь из похода на Византию возвратились две самые мощные половецкие орды под предводительством ханов Боняка и Тугоркана. И теперь они, желая мести за предательство русских князей, пошли на Русь. Первый, разоряя Поросье, уже двинулся к Киеву, а второй осадил Переяславль, превратив в пепел и пыль уцелевшие после прошлогоднего набега предместья. Над приграничной Русью нависла очередная война.

В отрезанном от остального мира Чернигове ничего не знали о выступлении половцев. Под рукой у князя Олега было всего две сотни дружины, остальные малыми отрядами несли службу в других городах княжества, и сейчас на них рассчитывать не приходилось. Жители Чернигова собрали ополчение, но и его было явно недостаточно для отражения решительной атаки переяславцев и киевлян. Тем не менее, город готовился к обороне. На стену подвозили запасы камней и смолы, не прекращалась раздача оружия новым ратникам – черниговцы были полны решимости поддержать своего князя. Олег Святославич, стоя на крепостной стене, в который раз окинул взглядом разъезды и лагерь противника.

– Устоим ли, князь? – спросил один из бояр.

Князь, не отвечая, повернулся к стоявшему рядом воеводе.

– Что скажешь, Баксай?

Баксай ответил не сразу.

– Месяц продержимся! – сказал он наконец. – Большой ценой, но выстоим.

Ни боярин, ни Олег не стали уточнять, почему воевода ограничился лишь месяцем. Всем троим было известно, что именно на такой срок имеющиеся запасы позволяли отдалить голод. Дальше – либо отчаянная и обречённая на неудачу атака горстки полуголодных воинов, либо позорная сдача с выдачей защищаемого князем мальчика. Ради него одного, сына когда-то враждебного русичам хана, предстояло сложить головы или доживать свои дни калеками сотням людей, и ещё большее число горожан, скорее всего, лишится крова под горящими стрелами и камнемётными машинами осаждающих! Князь прекрасно знал переменчивый характер толпы. Сегодня народ полон решимости стоять за своего князя, отказавшегося от бесчестья, но что эти же люди скажут завтра, после неминуемых потерь? Олег взглянул на стоявшего поодаль священника, прибывшего с ним из Царьграда. Леонтий – высокий, худой пресвитер с иссиня-чёрной бородой – достиг того возраста, который принято называть зрелым. В молодости своей он был воином. Ещё нося имя Светозар, он отправился в Константинополь наёмником, воевал в Малой Азии под началом Алексея Комнина, но был ранен в ногу. Ранение оказалось настолько серьёзным, что о дальнейшей службе думать не приходилось, и ветеран, осев в столице, стал зарабатывать на жизнь тем, что умел делать помимо ратного дела – лечить людей травами. Его отец, разбираясь в них, весьма успешно излечивал болезни и, как говорят на Руси, знахарствовал. Своему ремеслу он обучил и сына, хотя тогда у Светозара душа лежала к иному, но в трудное время знания пригодились. Однажды он вылечил от тяжёлой хвори обратившегося к нему человека. Тот больной в обращении и манере держать себя выделялся из общей массы константинопольцев, но Светозар никогда не лез с лишними расспросами. Он вскоре забыл о нём в череде страждущих помощи, но вскоре случай снова свёл их при совсем уже других обстоятельствах. Его, как ворожея, взяли по навету и, продержав в темнице два дня, представили на суд священной комиссии. Каково же было удивление узника, когда в числе вершащих его судьбу священников он узнал своего бывшего больного! К тому времени Светозар уже достаточно хорошо знал людей и решил, что эта встреча ничего хорошего ему не сулит. Он ждал, что святоша, очевидно втайне от своей братии воспользовавшись его помощью, теперь, во избежание огласки, поспешит предать обвиняемого казни, но этот судья оказался из совсем другой категории. Когда, после ознакомления с наветами, священники приступили к допросу, то в общем сонме обвинений раздался его голос: