Александр Дорофеев - Повести нового света

Но небо было безупречно ясным, и солнце надолго замерло в зените, превращая морскую бирюзу в золото, а потом быстро-быстро покатилось к закату, словно навёрстывая упущенное время.

Хотелось надеяться, что всё самое страшное позади.

Хотя слишком часто за чудесное спасение приходится расплачиваться всю жизнь.

То есть сама жизнь изменяется до неузнаваемости. Так что начинаешь сомневаться, было ли спасение, или ты уже на другом свете. На каком-то совершенно новом.

Впрочем, и до него ещё надо добраться, поскольку вокруг ни намёка на землю. А парус разорван и вёсел нет.

Пятое солнце

Рыжебородый Гереро смотрел на жизнь легко, а лицом напоминал радостно-цветущий подсолнух.

– Неизвестно, сколько дней мотаться нам по морю, – сказал он. – Так что этот осьминог послан самим небом…

Агила мрачно поглядел в осьминожий глаз.

«Очень смышлёный этот головоногий. Кажется, догадался о своей судьбе, но не ропщет! А нам-то какая доля уготована? Можно представить!»

День они провели в молчании. Да и о чём говорить под палящим солнцем среди бесконечной солёной воды?

А думали об одном – к берегу жизни их прибьёт или к берегу смерти. Всё зависело от того, в какое течение попадут, и с какой стороны будет ветер.

То и дело они смачивали обрывки паруса и укрывали головы. На время мрачные мысли уходили. Но парусина быстро высыхала.

К вечеру, когда солнце стремительно погружалось в море, а на небе уже появился полупрозрачный, в виде ониксовой чаши, месяц, Агила, не глядя осьминогу в глаза, отсёк два щупальца.

Пока моряки жевали их, вытягивая соки, щупальца извивались – касались щёк и носа, постукивали по лбу и путались в бороде.

И ночь под странно перевёрнутыми созвездиями была беспокойна, словно тоже змеилась и петляла, унося своим потоком лодку в бесконечные дали, куда-то в сторону Млечного пути, истекавшего из лунной чаши.

И взошло второе солнце, и миновало небосвод. А за ним и третье, и четвёртое, не открывшие ничего нового взору. Зато сокрушавшие надежду.

На заре пятого дня Агила сказал, обращаясь то ли к Гереро, то ли к осьминогу, от которого осталась одна лишь безногая голова, то ли к самому солнцу, размеренно продолжавшему свой путь:

– Для чего же мы спасены, брат?! Да неужели, чтобы растянуть наши страдания?! Мы подобны этому осьминогу! Только нас поедает солнце и время! Не лучше ли сразу утопиться или перерезать горло, чем ожидать мучительной смерти без воды и пищи?!

Гереро встал на нос лодки, подняв ладони:

– Этот день отличается от прежних. Я чувствую – новый, необычный день. Прекрасный день! Ветер поменялся и не спорит с течением, а влечёт нас прямо к западу.

– Ну, что ж, – недоверчиво покачал головой Агила, – тогда на закате…

Он уже твёрдо решил, что одним махом вспорет себе горло, сидя на борту, чтобы сразу упасть в воду и захлебнуться, пока не подплыли акулы. Кровавый должен выдаться закат!

И действительно, к вечеру пятое солнце побагровело. Оно завершало этот день, поспешно отдаляясь от лодки, будто не желало видеть кровопролития.

Меж тем Агила уже достал свою наваху, и лезвие её отсверкивало красными лучами.

Гереро, смотревший вперёд, вдруг обернулся, улыбаясь:

– Погляди! – И указал рукой на горизонт.

Из моря выступала расплывчато-синеватая береговая полоса неведомой новой земли.

И пятое солнце, зависнув над ней на расстоянии ладони, словно из последних сил высвечивало прибрежные пальмы и пирамидальную скалу, под которой темнела спасительная бухта.

Новый свет

Над лодкой неторопливо проплывали пеликаны, самые молчаливые из птиц.

Они разглядывали под водой рыбу, и время от времени ухали в море, как будто навсегда.

Невероятно медленно, беззвучно приближался берег.

Уже стемнело, и он был едва различим. Только полоса песка белела в ночи, словно отдавала накопленный за день солнечный свет.

Ветер стих, и моряки заметили, что лодку относит течением вправо. Тогда, скинув одежду и сапоги, они прыгнули за борт и поплыли к бухте. Море переливалось, как живое, и при каждом взмахе руки светящиеся брызги разлетались по сторонам.

Гереро первым коснулся дна – плотного и ребристого от прибоя. Он пошёл по грудь в воде, а сзади поспешал, фыркая и отдуваясь, Агила.

Хоть вода была тепла и ласкова, а хотелось побыстрее выбраться на берег.

Они рухнули на песок, оказавшийся нежным, как пудра.

Всего-то с полмесяца назад, преодолев Атлантический океан, прибыли они из Испании в Вест-Индию, на Кубу. И ещё не успели свыкнуться с тропической влажной духотой, с москитами и внезапными ливнями, как на каравелле «СантаФе» под командованием капитана Педро де Вальтьерра вышли в Караибское море на поиски новых земель.

И вот теперь, кажется, обнаружили. Они не знали, что с Иберийского полуострова угодили на другой, меньших размеров, – можно сказать, на пятку огромного материка, который в те годы ещё не назывался Северной Америкой.

Впрочем, Гереро и Агила не думали о том, на какой земле лежат, куда ступили их ноги. Пускай ничтожный клочок тверди среди бесконечного океана!

Лишь бы найти пресную воду да что-нибудь съестное. С этими мыслями они и заснули. Два измождённых бородатых человека в драных подштанниках.

А проснулись вообще голыми и безбородыми детьми – лет десяти. Они не понимали, как такое могло приключиться. Но странно, что не очень-то удивились и совсем не напугались. Им было хорошо!

Мягко светило солнце, стоявшее в трёх пальцах над морем. Порхали огромные желтокрылые бабочки, и крохотные колибри зависали над цветами, приноравливаясь запустить туда длинные клювы. Время от времени с высоких пальм бухались кокосы, расплёскивая белый песок. Почти к самому берегу подплыло семейство дельфинов – папа, мама и малолетний, которого родители опекали с двух сторон. А на скалу, зависшую над бухтой, вышел из зарослей красный олень.

– Может, это рай, куда пускают только детей? – вроде бы спросил Гереро.

Некий длинноносый зверёк, зевая и улыбаясь, помахал ему полосатым хвостом, а потом свистнул, как знакомому.

– Наверное, это настолько новая земля, что и человек здесь сразу обновляется, – предположил Агила, дружески хлопнув Гереро по плечу.

И тут они разом проснулись. В их бородах и всклокоченных волосах запутались водоросли. А лица так обгорели под пятью солнцами, что цветом напоминали беднягу-осьминога, спасшего им жизни.

Совсем рядом, у ног, тихо плескалось море. Неподалёку со скалы сбегал ручей, оборачиваясь воркующим водопадом.

Их окружал какой-то необычный свет. По крайней мере, в то утро всё казалось невероятно ярким, будто только что сотворённым. И в то же время – почти прозрачным, едва уловимым для глаза. То ли есть, то ли всё ещё снится.