Николай Омелин - Разбойничья Слуда. Книга 2. Озеро

– А чего случилось-то? – поинтересовался Никифор, с улыбкой наблюдая за Миколой пытавшегося догнать повозку.

– Чего, чего! Диверсия знамо. Тут у нас чуть не каждый день то корабли рвутся, то склады горят, – с некоторым налетом важности ответил тот. – А в этот раз вся Бакарица горела. Корабли с бомбами один за другим на воздух взлетали! Куски от пароходов на километры разлетались. Шпиёны, говорят, то учинили. Меня вот с Холмогор сюда прислали. Сказали, мол, поезжай Тимофей Ильич, помоги. Мы с нашей фельдшерицей уж с неделю тут. Да, что мы то! С Вологды поезда с пожарными и дохторами понаехали. Да, ты сам всё увидишь, уж почти приехали.

Микола догнал их в тот момент, когда Тимофей зычно крикнул: «Тпру-у-у! Ну, всё, приехали». Привязав лошадь к березе, он велел ждать его, и вбежав на крыльцо, скрылся за дверьми больницы.

Никифор какое-то время постоял у телеги, слушая то сидящих рядом на лавке мужиков, то заверения Миколы.

– Ты, ссслуживый, не сссумлевайся. Я тебя постарше, поди, буду. Меня Дымовым Миколой зовут, кстати. В мои тридцать семь с хвостиком слово держат. Я тебя одного не оставлю. Сссейчас врач осмотрит, и ко мне. Завтра на пароход посажу, не сссумлевайся. Я там, я там знаю всех, договорюсь. Без денег поплывешь в свою Тойгу Нижнюю, – рот у образовавшегося помощника не закрывался. – Али в Верхнюю? А все одно, поплывешь.

– В Нижнюю. Верхняя – то Тойма, а у нас Тойга, – пояснил Никифор.

– А, ну, вообщем все одно! Микола сказал, значит, поплывешь!

– Хорошо, Николай…

– Не-е, Николаем меня звать негоже. Миколой родители назвали, – поправил он Ластинина. – У меня и паспорт есть. И там Микола. Вот, назвали же на мою голову!

– Хорошо, Микола, хорошо. Не опоздать бы только. А то погода на мороз кабыть поворачивает, – озабоченно проговорил Ластинин. – А тут застряну надолго…

– Да не боись. Как замерзнет, так и оттает. Не время ещё зиме-то, – прервал его самонадеянно Микола.

– Я пойду, присяду где-нибудь. Подожду. Наверное, заняты все доктора, – добавил он, и, оглядевшись, приметил у больничной стены длинное бревно.

Посмотрев еще и не обнаружив более ничего подходящего, Никифор, слегка пригибаясь под окнами первого этажа, направился к бревну. Рука разболелась не на шутку, и он их прикрыл, опустившись на бревно. С закрытыми глазами, так ему казалось всегда, боль терпеть было легче. Он просидел буквально с минуту, привалившись спиной к стене больницы, как над головой послышался звук открывшейся форточки. «Лишь бы помоями какими не облили, – подумал он, вспоминая как совсем недавно сам неоднократно через форточку выбрасывал во двор окурки соседей по палате или другой мусор». Боль немного утихла, и он, подоткнув полы шинели и слушая доносившийся из форточки негромкий женский разговор, даже слегка задремал. Но сон улетучился, когда Никифор услышал такое знакомое слово «Ачем».

«Землячка что ли»? – первое, что пришло на ум Ластинину. Но прислушавшись, голоса говорившей не признал. Бросив думать о том, кому он принадлежит, стал внимательно слушать. Женщина все говорила и говорила. Иногда уличный шум перебивал рассказчицу, но и того, что он узнал, было достаточно, чтобы понять суть. Сердце бешено колотилось в груди. Он невольно прикрыл рот здоровой рукой, словно боясь, что его услышат. От услышанного он совсем забыл о Боли в другой руке.

В это время из окна больницы донесся другой незнакомый голос. «Верно, помирает жёнка, уж больно худо говорит, – подумал он». Тут раздался звук открывающего окна, и одна из створок распахнулась наружу. «Вот же вляпался! – понимая, что его сейчас заметят, про себя чертыхнулся Никифор». Но ничего не произошло, и опять, но уже явственнее зазвучал прежний голос. Потом наступило молчание, закончившееся скрипом больничной койки и крепким почти мужским храпом.

Услышанное настолько сильно его потрясло, что он еще какое-то время сидел неподвижно, хотя заметил, что на крыльце показался Тимофей. Тот стоял и озирался вокруг, по-видимому, разыскивая его. А Ластинин вдруг вспомнил то утро, когда перед самой мобилизацией, он ходил на озеро, надеясь напоследок порадовать себя охотничьими трофеями. В памяти всплыла и женщина, непонятно как и зачем, оказавшаяся на берегу того озера. «Она это и была, непременно она. Уж очень всё сходится, – подумал Никифор и, пригибаясь под окнами, пошёл к крыльцу».

***

– Да-с, молодой человек, угораздило-с тебя! – проговорил пожилой доктор, осматривая руку Ластинина. – Тебе беречь ее нужно-с, а не, извините меня за выражение, глупостями всякими-с заниматься, – он повернул голову и бросил взгляд через окно на задремавшего в повозке Дымова.

– Я, Гаврила Никанорыч, отойду на пару минут. По надобности мне, – проговорил Тимофей, дождавшись, когда тот закончит осмотр. – Я мигом! – и не дождавшись ответа, скрылся за дверью.

Доктор, указав Никифору на кушетку, присел за стол и сделал запись в какой-то тетради. Затем внимательно посмотрел на сидевшего с голым торсом Никифора, сделал тому знак одеваться, и вышел из кабинета. Оставшись один, Ластинин мысленно вернулся к разговору, невольным свидетелем которого он стал. В голове возникали один вопрос за другим, а ответов он не находил. Больше всего его волновало то, видела его эта женщина тогда на озере или нет? И если видела, то сможет его опознать? «Вряд ли, далеко было. Я же ее только по очертаниям определил, что баба, – успокаивал он себя. – А вдруг она меня потом выследила? Увидела, и проследила. Нет, если бы до того, то зачем на моих глазах прятать? А если после? И проследила за мной, и знает, кто я, – пытался понять Никифор».

Вспомнил он и события двухлетней давности, когда в деревню нагрянуло много полиции, разыскивая грабителей. Хоть и не сказывали они всего, всё больше сами деревенских расспрашивали, да всего не утаишь. Народ деревенский по углам шушукался об ограбленном на Двине пароходе, да несметном количестве золота, которое грабители с него умыкнули. «Вот оно как, оказывается! – невольно выдохнул Ластинин». От возбуждения его потряхивало. В коленях появилась неуправляемая дрожь, а на только одетой рубахе проступили пятна от пота.

Понемногу он успокоился, и решил, что сначала нужно побольше узнать об этой женщине, а потом уж и об остальном подумать. В этот момент в кабинет одновременно вошли доктор с Тимофеем и молоденькая девчонка. «Интересная сестричка, – успел рассмотреть вошедшую Ластинин, но далее развить мысль не успел».

– Ну-с, голубчик, – начал Гаврила Никанорыч с порога. – Настенька укольчик тебе сейчас поставит-с, потом снимок лучевой сделаете. У нас тут, как на передовой, и аппарат специальный нынче есть. Прислали с самой Москвы-с. А какой специалист с ним приехал! Иван Пантелеевич – замечательной души-с человек. А врач! От Бога-с! Потом уж решим, что с тобой делать. На втором этаже место освободилось. Настенька туда тебя определит. Я с утра завтра у себя в Исакогорской больнице буду, а с обеда уж здесь на Бакарице. Тебя тогда и попроведаю.