Евгений Анташкевич - Олег

Он не знал, зачем он это делал, и сейчас он только на мгновение испугался, но уже смотрел и любовался красотой Василисы.

«Когда меня положат в домовину… – он знал, что когда-нибудь его положат в домовину как его мать, как, наверное, отца, потому что отец погиб где-то далеко, – …надо бы Радомысла расспросить, как погиб отец!.. И её пусть рядом положат, без неё будет скука!»

Почему он до сего времени не расспросил про отца, он никогда не думал, а тут подумал, глядя, как спит похожая на выплывшую из воды русалку, Василиса.

«А много у меня вопросов-то… к Радомыслу… много!» – подытожил он, как вдруг заметил, что из-под лавки высунулась босая нога, напряженно растопырила пальцы, вся задрожала, через мгновение обмякла и почесалась о другую.

«Родька, что ли, курицын сын?» – Олег присел, а Родька высунулся из-под лавки, и они встретились глазами. Родькины глаза были похожи на щелочки, в которых шильцем пробуравили дырочки-зрачки.

«Неужели он что-то сейчас видит через них?» – подумал Олег и понял, что ни о чём другом, глядя на этого парнишку, лицо которого было почему-то распухшее, как надутое, вроде бычьего пузыря, ему сейчас и не могло подуматься.

Ему хотелось что-нибудь сделать, сказать что-нибудь, но глаза Родьки вдруг расширились и он выкарабкался из-под лавки и, не сводя взора с князя, прополз на четвереньках мимо. Олег не выдержал и расхохотался во весь голос.

Василиса села.

Олег не помнил, как и когда появился Родька.

Несколько лет назад он заметил, что после каждого полюдья появляются вдовы и с и роты. Вдовами и сиротами становились жены и дети его дружинников. Полюдье длилось от осени до весны и кто утонет на переправе, кого конь убьёт, если шарахнется от выскочившего из-под копыт перепуганного зайца, кто упьётся на отдыхе так, что утром уже и не отольёшь… Бывало, что и дрались, не поделив чего…

Всяко бывало!

А после полюдья надрывались вдовы, и на отроков было жалко смотреть, сам остался сиротой, когда его отец и отец Радомысла, ближние люди Рюрика, так же вот не вернулись из полюдья. И мальчишек лет с двенадцати-четырнадцати, кто вышел ростом, а кто и сообразительностью, стал ставить в задние ряды дружины. Откуда-то появился и Родька, года три что ли назад, но откуда?..

Олег не спрашивал, только помнил, что мальчишка был исхудавший, одетый в овчину прямо на голое тело, совсем голое, но князь увидел, что у него блестят глаза, что он хотя и худ, но кряжист, то есть широк костью, а мясо нарастёт. Но главное глаза – живые и умные, как показалось князю, и каждый раз Родька появлялся под рукой тогда, когда это было нужно.

Так вот под рукою и по сей день.

И доставалось ему от своих, кто же таких любит, но потом все привыкли и отстали. Чего-то ещё в Родьке было такое, чего Олег раньше не замечал, а теперь заметил, только не мог понять – чего он заметил!

За три года Родька набрал силы и опыта в общении с князем и старшей дружиной, но ещё ходил в отроках, хотя уже получил доброго коня. Олег сменил таких много, кого за нерасторопность, кого за то, что начинала проявляться в них пригодность к другому делу, а Родька на все руки…

– Жарко, – промолвила Василиса, и Олег отвлёкся, он только не понял, это она сказала, или спросила.

Василиса глянула из-под полога на солнце.

– Жарко, – повторила она.

– Князь! – услышал Олег. – Где ставить шатёр?

Он посмотрел, под бортом стоял Радомысл, Олег спрыгнул и они пошли.

Хортица позволяла поставить шатёр в любом месте: тут росли кусты, там стоял густой молодой дубняк и рядом орешник, зеленели поляны, но нельзя было ставить далеко от дуба, основное событие будет происходить там, рядом, вокруг. За этим сюда и пришли, чтобы отдать должное богам и д у хам и приманить удачу.

Ратники уже не обращали внимания на жару, заботы были важнее, надо приготовить всё необходимое, а главное подготовить себя. Каждый решал, как он будет это делать, но большинство это делало в своих сотнях. Принесли большие котлы, под них натаскивали хворост, огораживали невысокими плетнями круговые загородки, внутри вытаптывали траву, чтобы площадка была ровная. Копали ямы и ставили идолов-богов, привезённых с собою из родных в е рвей; резали из срубленного орешника новых; новые были тонкие, светло-зелёные под снятой молодой корой, им прорезали глаза, там, где быть подбородку, обозначали гр и вну, намечали руки, а в левой меч, втыкали в землю и шли искать камни, чтобы выложить круг и кудахтанье стояло над всем островом; ещё у каждой сотни был козёл на верёвке, а верёвка на колышке, а колышек вбит в землю.

Радомысл шёл рядом, чуть сзади. Олег высматривал место для шатра и уже был готов распорядиться, как вдруг Радомысл шагнул вперёд и сказал:

– Я, княже, надумал принять греческую веру.

«Ну и что?» – хотел спросить его Олег, но почему-то не спросил.

Дальше они шли молча, а когда зашли под тень дуба, Олег показал:

– Вот здесь!

Дуб бросал тень.

Дуб был высотой, если десять человек встанут друг другу на плечи. У дуба было десять толстых ветвей, и тень он давал такую, будто и не было весь день пропёкшего всё насквозь солнца.

– Тут! – подтвердил Олег и обернулся на Радомысла. – А как ты это сделаешь?

Радомысл исподлобья поглядывал на Олега, но молчал.

– Может Василиса поможет, она греческой веры?!

Радомысл хотел ответить, но что-то его остановило.

– Она знает обычай… – продолжал Олег, ему было всё равно, какой веры будет Радомысл, но почему-то у него упало настроение. – А тебе это зачем?

Олег спрашивал, что-то глазами искал, оглядывался и остановился.

Он замер, глядя Радомыслу в глаза.

– Я не знаю, – наконец ответил Радомысл, – но у них храмы такие… – Радомысл сказал это и задохнулся. Его мысли спутались так, как путаются, когда человек очень долго не может в чём-то признаться, и вдруг признание вырывается само собой и совершается без всякого управления.

– Это ты про Царьград? – спросил Олег.

Радомысл кивнул и тут до Олега дошло.

– Так ты уже, небось, принял греческую веру, когда прошлый год был там?..

Радомысл кивнул, у него были плотно сжатые губы.

Олегу почему-то захотелось ударить его, но он только ткнул людям пальцем в землю, тут, мол, ставить шатёр, и пошёл. Он шёл без всякого определенного направления, сам не зная куда, он разозлился на Радомысла. В его дружине были принявшие греческую веру, и не только в дружине. Когда он узнал, что привезённая им Игорю невеста княгиня Ольга христианка, у него уже не было сомнения в этом выборе, но Радомысл его разозлил.

Оказалось, что Олег идёт к кораблю, ещё издалека он увидел, что рядом с Василисой кто-то сидит, низкий полог шатра закрывал лицо. Олег видел Василису и ещё кого-то, но не видел лица этого человека – Родька, что ли? Он даже не подумал об этом – Родька всегда был где-то рядом, но вдруг понял, что это не Родька, он остановился. В этот момент его догнал Радомысл.