Юрий Луценко - Политическая исповедь. Документальные повести о Второй мировой войне

Оставалось надеяться, что оккупанты (а среди них – и нам это было известно – в предчувствии полного поражениия уже набирала мощь прослойка противников политики Гитлера) не будут особенно принципиальными и не станут вникать в наши внутренние дела, которые их особенно и не касались.

Но где искать представителей такой «прослойки»?

В системе «Abwehr» создалась и с каждым днем усиливалась очень неблагоприятная для немцев обстановка. С одной стороны, командования требовало отправлять в советский тыл все новые и новые группы разведчиков – диверсантов; основательно готовить их времени уже не было, потому пользовались они самой сокращенной программой. С другой стороны, желающих принять участие в такой авантюрной командировке даже среди военнопленных становилось все меньше.

Данилову каким-то образом удалось выйти на кого-то из довольно высоких чинов немецкой разведки. Не называя свою политическую ориентацию, он получил согласие на то, чтобы – без всяких обязательств с нашей стороны – переправить две группы по двенадцать человек в глубокий тыл Советской армии.

Это был для нас оптимальный вариант.

Тем не менее, мы колебались, раздумывая над тем, а имеем ли мы моральное право идти на сговор со спецслужбами одного из злейших врагов своей Родины, пусть даже с благими намерениями.

Однако другого выхода у нас не было.

Кроме того, мы ни при каких обстоятельствах не собирались идти на службу к врагу или оказывать ему какую-либо помощь. Наоборот, пытались использовать его возможности для достижения своих промежуточных целей.

И мы решились.

По сигналу нашего «шефа» готовы были выехать к месту своей новой дислокации и уйти в самостоятельную, полную смертельной опасности авантюру, навсегда оставив своих родных и близких.

Тяжелее всех на душе было, пожалуй, у Елены Манохиной. Она оставляла во Львове, на чужой квартире своих родителей, очень пожилых людей: отца – профессора палеонтологии и маму – научного работника. Людей совсем не приспособленных к жизни, тем более в экстремальных условиях.

Профессор Георгий Васильевич Манохин был до этого директором музея в Бердянске. Лена вместе с родителями успела побывать в командировке в Берлине. Они возвращались домой, но дальше Львова дорога была закрыта, и доехать им так и не пришлось.

История их злоключений началась еще летом 1940 года. Тогда профессор с помощью своих учеников в песчаном карьере на берегу Азовского моря отрыл, на беду свою и своего семейства, почти полностью сохранившийся скелет мамонта. До войны кости удалось перевезти во двор музея. Предстояла еще большая работа по их классификации и сборке скелета. Профессор был счастлив и радовался, как маленький ребенок.

Но румыны, оккупировавшие юг Украины, – верные союзники немцев в войне – не придали особенного значения ценности и уникальности находки. В удобно расположенном дворе музея, примыкающего к откосу горы, они устроили стрельбище для солдат. А в качестве мишеней использовали позвонки древнего ископаемого.

Профессор пытался доказать дикость затеи, обращался к высоким чинам, просил, умолял, взывал к гражданской совести, но без всякого результата. Тогда он обратился за помощью к представителям немецкого командования. Тем это польстило. Они отнеслись с большим вниманием к находке, с уважением – к профессору и поставили своего часового. Союзники долго спорили в кабинете директора музея.

Потом немцы подогнали грузовые машины, солдаты аккуратно погрузили не только кости, но и все музейные ценности, и предложили профессору с семьей занять место в кабинах для сопровождения исторического достояния в Берлин. Манохиным очень не хотелось оставлять обжитые места, удобную квартиру, однако пришлось согласиться – оставаться уже было опасно. Румыны не простили бы ни ему, ни его семье их конфликт с «союзниками».

В Берлине все богатства сгрузили в какой-то ангар, с помощью профессора на каждый экспонат и на каждую кость повесили бирку, записали в реестр и заперли металлические двери на огромный замок. Манохина тепло благодарили какие-то важные чины Имперской канцелярии, сфотографировали его для газеты, даже сняли о нем и о его находке небольшой кинофильм. А потом выдали продуктовые карточки, предоставили небольшую и очень неудобную квартиру в каком-то пригороде столицы и оставили одних в чужой стране, без работы и без всяких знакомств… Но главное – без средств к существованию.

Им пришлось бы очень трудно, если бы не встреча с русскими эмигрантами, которых много понаехало из Югославии. Елена за несколько месяцев научилась сносно объясняться по-немецки. А еще стала активным членом НТС.

Семейство решило, пока не поздно, все же возвращаться на Родину. Однако сборы затянулись, и они смогли доехать только до Львова. А там, в медицинском институте, Лена встретилась с Игорем. Мы приняли ее в свое товарищество с «основным именем» Слоненок.

Игорю тоже пришлось оставлять своих добровольных опекунов – двух бездетных милых стариков, которые приютили его в чужом для него городе, полюбили и привыкли считать своим, Богом данным, сыном.

Часть оборудования своей переносной типографии, заготовленной литературы и запас бумаги мы оставляли в тайниках для ребят, с которыми расставались.

Данилов во Львове успел жениться. Он соединил свою судьбу с Сусанной Рушковской из Новочеркасска. И готовился к отправке на Восток «всей семьей».

За нами из разведшколы, разместившейся в городе Жешув (немцы называли его Райзгоф), приехал пожилой фельдфебель на мощной грузовой автомашине с брезентовым тентом.

Нас тогда было одиннадцать: молодая чета Даниловых, Леночка Манохина, Борис Фомин, Мирослав Чипиженко, Олег Поляков, Клавдий Цыганов, Игорь Белоусов, Сергей Яковлев, Павлик Иванов и я.

Малика Мулича Данилов снабдил липовыми документами и выпроводил в Дабендорф – офицерскую школу РОА. Он решил, что не имеет никакого морального права вести на очень опасное дело иностранца, который и так очень много сделал для Организации и России.

Немецкое руководство школы приняло нас хорошо. Встретили приветливо, очень довольны были пополнением, особенно тем, что с нами были женщины, мило нам улыбались и обещали, что все будет отлично.

Но уже при размещении возникли первые разногласия. Руководство школы не выполняло первое условие нашей с ними договоренности: нас поселили не в месте, отделив Данилова с женщинами.

На другой день выяснилось, что отправлять женщин им вообще «неудобно»: «не принято по инструкциям». «Временно» оставить при школе они хотели и Данилова, а взамен намеревались отправить с нами радиста и двух своих разведчиков.