Юрий Луценко - Политическая исповедь. Документальные повести о Второй мировой войне

Затем попросили всех заполнить пространные анкеты и предъявить свои документы. Мы, вполне естественно, не могли выполнить их просьбу потому, что записаться намеревались по вымышленным фамилиям, и документов на них у нас не было. Нас оставили «отдыхать» отдельно от женщин; Ипполитыча на другой день мы видели только изредка и разговаривали с ним в присутствии посторонних.

Лишь на четвертые сутки, когда еще не совсем рассвело, Данилов неожиданно разбудил нас, наказав срочно и без шума собраться в дорогу. Через час под тентом кузова грузовой машины мы уже мчались по шоссе в неизвестном направлении.

В пути выяснили, что и эту организацию не миновал спор, порожденный конкуренцией силовых ведомств Германии – разведки (абвер) и тайной полиции (гестапо). Существовавшие разногласия между полковником – начальником школы и его заместителем – капитаном сказались на отношении к нам. Спор зашел так далеко, что капитан, в обязанность которого выходила связь школы с местным отделением Гестапо, пообещал утром пригласить их представителей прямо в школу.

Полковник перехитрил своего помощника. Пока тот еще спал, он отправил нас в Краков, в «обыкновенный» рабочий лагерь. Для нас это было конечно лучше, чем оказаться в Гестапо.

Данилов сказал еще, что за свою относительную свободу мы должны благодарить наших женщин, повлиявших на шефа тонкой дипломатией, причем «не без кокетства». Без них бы мы в тот же день наверняка оказались в застенках тайной полиции. И при обыске в наших рюкзаках нашли бы не только листовки, еще и кое-какое оружие с набором фальшивых документов…

Нас привезли в расположенный недалеко от Кракова лагерь с мистическим названием «Могила» и передали администрации строительства военного аэродрома. Руководитель строительства, а заодно и лагеря, тоже полковник, был другом и, кажется, даже каким-то родственником «нашего полковника», начальника разведшколы, который (к его чести следует заметить) попросил для нас в письме о некоторых льготах и дополнительных правах. Например, нам разрешалось в нерабочее время выходить из рабочей зоны, гулять по окрестностям, посещать деревню с тем же названием Могила. А Данилову с супругой вообще разрешили поселиться в Кракове и посещать нас так часто, как только он пожелает. С ними ушли и Олег Поляков с Клавдием Цыгановым. Они направились на север к своим друзьям, как выяснилось позже, в расположение отряда Хомутова.

Начальник лагеря был, как нам показалось, вполне доволен пополнением, в частности тем, что среди нас оказались люди с медицинской подготовкой. Игорю и Елене он поручил, выделив им в помощь солдата, срочно организовать медицинский пункт на производстве и постоянное дежурство.

Доволен начальник был и тем, что многие из нас могли хоть как-то изъясняться по-немецки. Но более всего он радовался, что среди нас оказались квалифицированные электрики. Всех нас, кроме наших медиков, определили в категорию рабочих, для которых не требовалась охрана.

Нас расселили в домиках из прессованного картона, по четыре человека в каждом. Кормили из одной кухни со всеми прочими, немного увеличив по сравнению с ними только порцию хлеба. Давали еще черный эрзац-кофе из общего бачка, без всякого лимита.

Основные, особо тяжелые и опасные работы, на стройке выполняли бригады, состоящие из военнопленных (лагерь их был тут же, при стройке), евреев (которых привозили из городского гетто) и заключенных концлагеря.

Уже через день мы познакомились с бригадой из четырех пожилых русских эмигрантов из Югославии. Руководил ими маленький подвижный человечек, возраст которого невозможно было определить, по фамилии Наумов. До лагеря он был тренером по спортивной гимнастике очень высокой квалификации, знаменитостью в своих кругах далеко за пределами страны, ставшей ему второй родиной.

Наши новые знакомые оказались самостоятельным звеном организации НТС и приехали сюда для того, чтобы быть поближе к Родине и принести посильную пользу общему делу. Занимались они в основном воспитанием военнопленных в духе солидаризма, заодно помогая им продуктами, одеждой. Помогали, как могли, и в организации побегов своих подопечных из лагеря.

Когда эти четверо познакомились с литературой нашей НРП, они не задумываясь и с радостью приняли наше «вероисповедание». И тотчас передали несколько экземпляров листовок военнопленным, вызвав восторг и у них.

Мы сразу очень подружились с этими простыми и мудрыми людьми. Для нас эта дружба стала очень своевременной поддержкой в тот нелегкий период подневольной жизни. Поскольку время шло, и мы уже начали терять надежду на благоприятный исход нашего начинания. Мы не зависели от самих себя и были связаны условиями дисциплины, как лагерной, так и партийной.

А потом наступил и такой час, когда нам стало и совсем плохо.

Вдруг без всякого предупреждения уехали из лагеря Фомин, Чипиженко. Они не оставили нам записки, не передали через кого-нибудь привет… Они просто сбежали, когда мы были на работе!

Не хотелось верить в то, что наши друзья могли поступить подобным образом. Так можно было и совсем в них разочароваться.

Наумову с трудом удалось нас немного успокоить: в жизни, говорил он, так иногда случается, тем более в таких играх, какими занимались все мы. Они, должно быть, не виноваты в том, что отъезд их оказался таким поспешным.

И действительно, Данилов объяснил нам потом, что ребят срочно вызвали по сигналу Полякова из северного региона.

А еще позже, спустя целых пятьдесят лет, из книги «НТС – мысль и дело», с дополнительными перепроверками и консультациями мне удалось узнать, что наши друзья – именно эти ребята, только без Олега Полякова – в составе группы Хомутова в июне 1944 года с оружием в руках удачно перешли линию фронта. А спустя два месяца окружены подразделением контрразведки. Хомутов тогда погиб, остальные были задержаны. В книге названы фамилии Цыганова и Фомина. Даже без имен.

Но, поскольку они были все вместе, сейчас есть возможность назвать и других. С Борисом Фоминым (его отчество Александрович) от нас тогда уехал Мирослав Чипижено, а раньше, с Клавдием Цыганковым, и Олег Поляков.

Однако Поляков, хоть он и был в отряде, о чем свидетельствует снимок на фоне той же декорации, что и у Цыганова, отправился на юг на розыски своих друзей – казаков.

Моя уверенность, что речь идет именно об этих людях, подтверждается косвенно еще и тем, что все они (кроме, конечно, самого Хомутова) оказались в Винницкой тюрьме в 1953 году.

Об Олеге Полякове и его судьбе была статья в «3Р» № 54 за 2010 год к 20-летию его смерти. О других ребятах той героической команды – Борисе Фомине, Мирославе Чипиженко – известно меньше. Не удалось достать и их фотографии. Снимки были у их товарища по кадетскому корпусу – Владимира Китайскова, но тот передал их в музей Новочеркасского кадетского корпуса.