Айри (Аркадий) Раца / Airy Ratza - Жизнь прожить… | To live a life…

– Да, этот Беньямин будет голова , – произнёс Моше.

– Какая ещё голова ? – в один голос спросили Роза и Хая.

Снисходительно глянув на них, Моше объяснил, что так говорят о молодом человеке, который в перспективе может стать большим начальником, врачом или докой по части коммерции.

Почти всю ночь Роза и Моше не спали. Уже давно они не проводили ночные часы в разговорах, строя планы на будущее своих детей. Это приглашение взволновало их не на шутку. Безусловно, от их внимания не ускользнуло то, что Беньямин не отходил от Хаи. Да и Ида, жена Кравеца, довольно часто подходила к ним, а вначале представила своим важным, напыщенным родственникам всё семейство Моше. Да, тут было о чём задуматься.

Оглянув своё не бедное, но скромное жилище и сравнив его с тем, что он видел сегодня, Моше загрустил. Но, вспомнив Беньямина, всё то внимание, которое оказали ему и Розе, а также как его Хаинька вписывалась во всю эту роскошь, Моше заснул со счастливой улыбкой на лице.

После шестинедельного сидения за швейной машинкой у Аксельрода Димитрий, имея теперь кучу свободного времени, не мог найти, чем заняться. Иону, конечно, рассказали, как всё происходило на бармицве, как красиво Димитрий был представлен почтенной публике. К тому же в конверте, что передал Аксельрод, была довольно значительная сумма. Габриэла не могла нарадоваться, слушая Иона. Когда Димитрий был дома, она не сводила с него счастливых глаз. А вообще-то выглядела она не очень хорошо, всё реже выходила из дома. Но о визите к врачу не хотела и слушать.

Димитрий решил проведать своих приятелей, которых давно не видел. Он сам не заметил, как очутился у ворот идишитской школы. Занятия как раз закончились, и во двор вывалилась шумная толпа мелкой детворы. За ними неторопливо, чинно вышли старшеклассники. Девушки все были серьёзные. Димитрий вспомнил своих ровесников из гимназии. Там никто даже ходить медленно не мог – сплошные крики, стычки, беготня. «Да, важные ребята тут учатся», – подумал он.

В это время из парадной двери показалась Хая с ещё несколькими девочками. Дожидаясь, когда они наговорятся (а это было довольно долго) и начнут расходиться, Димитрий последовал за Хаей. Когда девушка осталась одна, он подошёл к ней.

– Привет! Я знаю, тебя зовут Хая.

Когда он увидел опять эти тёмные серьёзные глаза, ему стало стыдно за свой обычный, лёгкий, как ему казалось, тон в обращении с девушками.

– Привет! – И опять этот пристальный взгляд. – А тебя зовут Димитрий. Я видела, как ты наслаждался славой. Чем же ты покорил этого вечно сердитого Марка Самуиловича?

– Ерунду какую-то несёшь. Во-первых, не наслаждался я никакой славой. Нужна она мне. А во-вторых, Марк Самуилович прекрасный старик, мастер с золотыми руками. А то, что сердится часто, – просто бездарей не любит.

– Ах, ах! Мы уже бездарей ругаем. Что, так уж много бездарей вокруг?

– Да я, честно говоря, не знаю. Но он на самом деле не любит, когда кто-то болтается без дела. Между прочим, он и тебя хвалил тоже.

– А меня-то за что? Он и видел меня не так уж часто.

– Да вроде говорил, что Хая научилась где-то чуть-чуть шить, даже нижнее бельё уже шьёт своим братикам и сестричке.

– Так и сказал?! – возмущение плескалось в как будто ещё более потемневших глазах, гневный румянец покрыл смуглое лицо. Какая она была красивая в эти минуты! Димитрий открыто любовался ею.

Хая, перехватив его восторженный взгляд, ещё более зарумянилась и отвернулась. Ему стало жаль её. Расстроил девушку ни за что. Дурацкую шутку выдумал и ляпнул.

– Да пошутил я. Он как раз очень хвалил твою работу. Видел на ком-то. Я просто пошутил.

Хая повернулась к нему и на удивление спокойно заявила:

– Теперь я понимаю, почему Аксельрод такой сердитый. Просто его окружают бездари со своими дурацкими шутками, которые незаслуженно купаются в славе и очень высокого мнения о себе. – Развернулась и ушла.

Димитрий пошёл за ней.

– Хая, ну, дурак я на самом деле, если такую ерунду нёс. Ну что теперь делать? Извини.

Она повернулась, оглядела его, улыбаясь. Юноша стоял совершенно расстроенный, виноватый, не зная, что делать.

– Попробуй сшить нижнее бельё своим сестричкам и братику. Думаю, у тебя не получится. Это тебе не костюм кроить. – Хая весело рассмеялась и убежала.

Не бежать же за ней. Глупое положение. Вдруг Димитрию стало страшно. Он подумал, что если сейчас не догонит её, то потеряет навсегда. Но Хаи уже не было видно – возможно, она свернула в какой-нибудь переулок. Было бы ещё глупее сейчас искать её, бегая по улицам.

Ругая себя, Димитрий поплёлся домой. Но в его душе по-прежнему сидел страх, неведомый до этого момента. Ему был знаком страх за маму, когда она сильно болела. Тогда переживали все вместе: невозможно было представить дом без неё. Но с Хаей было какое-то другое ощущение.

Димитрий совсем расстроился, но по дороге домой встретил приятеля Гицу, которого тоже давно не видел. Друзья обрадовались друг другу, разговорились, решили пойти проведать кое-кого. Жизнь снова зашевелилась. История с Хаей как-то отошла на второй план.

Переехав в новый дом, Габриэла и всё семейство не могли нарадоваться. Денег хватило абсолютно на всё. Габриэла даже отложила часть суммы со словами: «Это для девочек». Хватило даже на овец (правда, купили немного), на птицу – куриц, уток. С коровой решили подождать – на неё надо было поднакопить.

В доме распоряжалась Габриэла. Она распределяла комнаты, их как раз хватило на отдельные спальни и ребятам, и девочкам. Для своей спальни Габриэла оставила самую маленькую комнату. Ион не возражал. Он не хотел нарушать покой, воцарившийся в их доме после многих лет тревог и разочарований.

Небольшую, но очень солнечную комнату выделили Димитрию под мастерскую. Он целовал родителей со слезами на глазах: ведь теперь они верили в него.

Увидев, как Димитрий устанавливает Singer, Ион спросил:

– И всё-таки откуда у тебя эта швейная машинка? Мне сказали, что это дорогая вещь.

Неожиданно Димитрий покраснел, притом так сильно, что Ион удивился.

– Я же говорил, что мне её подарили.

– Но подарок ведь дорогой. Может, она ворованная, Димитрий? Мы никогда не имели дело с полицией.

Но Димитрий уже взял себя в руки.

– Я даю тебе честное слово, что она не ворованная. И, пожалуйста, поверь мне.

Ион пожал плечами и вышел. Удивление всё-таки осталось, но не верить сыну оснований не было.

Через дорогу, немного наискосок от дома Василия, где остановились Ион с семьёй, проживал Георгий, лет тридцати, необыкновенной мужской красоты, хорошего телосложения, черноволосый и синеглазый весельчак с белозубой улыбкой, широкими бровями вразлёт и алыми губами, выделявшимися на смуглом лице. Жил он на широкую ногу, был со всеми одинаково приветлив. Появляясь в чайной, выпивал со всеми без разбора, угощал, никогда не спорил. Чем он занимается – никто не знал. Когда Георгий бывал дома, любил шить шапки из разного меха: кроличьи, лисьи, мерлушковые. Иногда продавал, иногда отдавал за так. Женщины периодически появлялись в его доме, но ни одна не задерживалась надолго. Никакого хозяйства у Георгия не было. Ходили слухи, что он занимается контрабандой, но в подробности никто не вникал, да и зачем?