Heike Bonin - Ведьма

Жезл слуг! Наемники Бальтазара Носа! Что привело этих проклятых людей сюда в мирный дом плотника, в благочестивую Бригитту, в тихую безобидную Эльму? Или ваш визит был даже для него, жителя верхнего этажа? Все можно было представить под кровным полком Носса, хотя вероятность не говорила в пользу того, чтобы беспокоить самого популярного и, следовательно, самого влиятельного врача в обществе без каких-либо подсказок.

Доктор Амброзиус взял берет и поспешил вниз по лестнице. Затем в его ухе раздался громкий душераздирающий крик страха. Там плакала жена господина. Двое слуг Стокхауса крепко держали ее за руки. Двое других похитителей показали главе дома кончики алебард. Казалось, они боялись, что мужчине понадобится насилие в своем отчаянии. Но Карл Ведекинд, отнюдь не один из самых трусливых, стоял, словно парализованный при виде этого ужасного события. Только подбородок беспрерывно трясся, а его безвольные руки судорожно дергались кулаками. Маленькая Эльма лежала без сознания на каменных плитках.

«Имеет ли „ S не считают, “ ы не так! "Хныкала миссис Бригитта, в то время как слуги яростно тащили ее за выдающуюся входную дверь. «Всемогущий Бог знает, что я служил только ему с искренней верностью с тех пор, как был жив. Я ведьма! Я дьявольский любовник! О моя любимая мать под землей, помоги мне и спаси меня! О мой дорогой Спаситель, Господь Иисус Христос, покрой меня Своей мантией в благодати!»

«Молчи и не сопротивляйся больше!» – взревел начальник приспешников. «Если вы невиновны, это будет доказано».

В этот момент подошел доктор Амброзиус. Хотя он полностью осознавал опасность своих действий, его честное сердце побуждало его замолвить слово за обвиняемую и, по крайней мере, защитить ее от нападения. «Извини!» – он повернулся к председателю тайно дрожащим голосом. «В конце концов, вы не ошибаетесь насчет человека? Эта благородная женщина является женой гильдмастера Карла Ведекинда и известна во всем Глаустадте как благочестивая, справедливая и угодная Богу христианка».

Председатель, черноволосый парень с дурацким покосившимся лбом, усмехнулся молодому доктору.

«Ты имеешь в виду, что, наверное, хорошо, – сказал он, пожав плечами, – но ты ошибаешься. Просто дождитесь процесса, и вы будете поражены. Это правда, что она жена плотника, но добрый дурак не понимает, как поступили нечестивые. Кляйнвейлер, вы знаете, Линндорфер, который теперь осужден, узнал через пытки, что Ведекиндин был также последней вальпургиевой ночью на пирамиде Херфорда».

«Невозможно!» – воскликнул доктор Амброзиус.

«Невозможно? Это в протоколе».

«Этот фермер из Линндорфа только что сошел с ума! Фрау Ведекинд почти видит запах святости! Каждое воскресенье, которое позволяет Бог, она ходит на Вечерю Господню».

«Да, это старые уловки», – засмеялся председатель. « Чем более испорчена ведьма, тем набожнее внешне. Сам нечестивый советует своим подопечным такое лицемерие и воровато счастлив, когда тогда добрые христиане обманываются. Но нас не обманывают, как доверчивых людей. Мистер Бальтазар Нос знает, как это сделать, его зависть должна дать ему это!»

«Разве вы не откажетесь от женщины по гарантии? Я твердо убежден, что здесь все же есть ошибка. Позвольте мне попрощаться с обвиняемыми! Совет этого города знает меня. Доктор Густав Амвросий не из тех, кто может быть склонен помогать преступнику! Поверьте, вопрос будет прояснен!»

«Мне очень жаль! Вдобавок ко всему есть « Не имею права». Я должен выполнить свой приказ. Если вы думаете, что это чем-то поможет, обратитесь к господину Бальтазару Носу. Но я очень боюсь, что вы побежите напрасно».

Пока Амброзиус говорил, фрау Ведекинд остановила свой ужасный хныканье и вопли и слушала его тускло сияющим взглядом. Теперь, когда молодой доктор грустно отступил, она начала снова.

«Нет, нет, нет! Она отчаянно кричала. "Клянусь Богом всезнающий, у меня нет" ни одна часть в нем! О, богохульные языки! Как я должен отказаться от моего Господа и Спасителя ради отвратительного сатаны и моего небесного сыновства против вечной язвы! О ты моя дорогая мать под землей! О, я прохожу! Помилуй меня, верный Иисус, умерший за нас на кресте! Спаси меня, милостивый Спаситель, ради своей дорогой крови!»

Безжалостные мужчины столкнули несчастную женщину через порог, несмотря на ее хныканье и сопротивление.

«Возьми себя в руки!» – крикнул доктор Эмброуз вслед несчастной женщине. «Для тебя должно происходить все, что только возможно! И молитесь Богу, чтобы он дал вам стойкость! Правда должна и откроется».

Он сам так не думал. Он знал, насколько маловероятны перспективы судебного разбирательства по делу о злонамеренном человеке. Теперь здесь, полностью перед преградами неумолимого Бальтазара Носа! Под председательством этого печально известного трибунала в Глаустедте ни разу не было оправдания, не говоря уже об увольнении.

Большая толпа присоединилась к печальной процессии, некоторые праздные зеваки, которые все еще чувствуют удовлетворение даже там, где несчастья настигают их товарищей, некоторые люди, действительно пострадавшие от этого инцидента. Некоторые, кто был убежден в невиновности арестованных и предавался страху, что та же беда может вскоре поразить их самих, молча вздыхали и тайно восстали против авторитета кровного судьи. Но многие, особенно женщины, произносили самые жестокие ругательства, обвиняли «демона» в бесчисленных проступках и адских уловках и, выражая свой внезапно пробудившийся гнев, действовали хуже, чем самый злой вопрошатель.

Бригитта Ведекинд перестала жаловаться под воздействием этой враждебности. До этого, по ее мнению, у нее были только друзья в ее родном городе. Теперь внезапно [362] они подавили бешеную ненависть. Действительно ли она изменилась за одну ночь? Это изменение сделало ее застывшей. Даже прощальные слова молодой доктора, так освежающе обрушившиеся на ее сердце, уже не действовали. В тусклом, безветренном отчаянии она шла, опустив голову, глаза остекленевшие и выпученные, как будто она уже выходила на Böhlauer Trieb, где Бальтазар Носс устроил костер во имя ландграфа…

Тем временем доктор Амброзиус вернулся в дом, чтобы позаботиться о плотнике и его дочери Эльме. Он нашел их обоих неподвижными в гостиной. Рухлофф, старый подмастерье, осторожно разложил ребенка на мягкой скамейке. Затем она пришла в себя и села, прислонившись к стене, бледная, как простыня, в то время как ее отец, не говоря ни слова, стоял у запачканного деревянного сундука, и его утешительные речи из благих намерений старого подмастерья были так же мало тронуты, как и его слова Эльмы. жалкое равнодушие. Доктор Амвросий слишком рано заметил, что каждое слово здесь было напрасным. Карл Ведекинд знал так же хорошо, как и он сам, что означало арест подозреваемого под властью террора Бальтазара Носса. Он поблагодарил хриплым, беззвучным голосом – коротким, отрывистым – и у него был только один судорожный жест – растопыренные и сжимающие пальцы. Эльма молчала, как могила. Ее пристальный взгляд был устремлен в лицо человека, которого она втайне так страстно обожала, о рабочей силе которого она больше всего подозревала. Но глубокая печаль и беспомощность, которые теперь проявлялись в дружелюбных, самоуверенных и энергичных чертах лица, сразу развеяли все сомнения. Она это хорошо видела, он тоже ничего не мог поделать, несмотря на свои многочисленные связи, огромную популярность, его поистине мужскую храбрость. Это ужасное осознание нанесло ее последней надежде смертельный удар. И боль за единственную мать, которую она любила, перед которой стояла такая ужасная судьба, полностью парализовала ее.