Heike Bonin - Ведьма

И в-третьих, по крайней мере Флориан, молниеносный мальчик лесничего, казался ей настойчивым подозрением, мошенником и бесполезным насмешником, не чувствовавшим заслуженного уважения при виде снежного капюшона и звона. связки ключей. Ее недоверие значительно возросло с тех пор, как она недавно обнаружила твердый горох на матрасе своей девственной кровати, когда ложилась спать, который только Флориан мог предательски спрятать там. Гертруда Хегрейнер не понимала, что Хильдегард Лейтхольд так любила этого безбожного ребенка. Он выучил легко, пока что это было правильно, и даже сохранил сложные латинские слова, которым Хильдегард недавно научила его на пробной основе, но это не компенсировало недостатка образования и ужасного неуважения, которое уже проявилось в выражении. о том, как он вечно смеется, а иногда и с вероломно моргающим лицом. С этим мерзким мальчиком Гертру можно было ожидать гораздо хуже, чем твердый горошек.

Благородная домработница несколько раздраженным тоном сравнила шум греха трех детей с суетой цыганского лагеря. Но Хильдегард сразу же позаботилась о своих подопечных.

«Я, что ты хочешь? Она сказала, улыбаясь. «К этому надо привыкнуть! Маленьких негодяев здесь, в монастыре, нет! Со своей стороны я счастлив, когда все воспринимают живо и свежо. А ты сам обычно не вешалка на голову!»

«Ну! Но все с мерой и целью! Иногда мне кажется, что отец не против, когда он сидит там со своими фолиантами?»

«О, детские голоса! Они не попадают в кабинет! Ступай, дорогая Гертруда! Вы, наверное, забыли, как громко мы пели вместе, когда я был маленьким. „Приди, ночное утешение, соловей“ и „Браузе, гроза!“ и двадцать всего за одно утро!»

«Да, тогда…»

«Не будем спорить! Скажите, что есть! Потому что ты чего-то хотел?»

«Конечно. Здесь жена фермера, Линндорф. Вы бы заказали их здесь. Вчера. Но она не могла из-за сенокоса».

«Хорошо. Просто позвольте им войти! Прощайте, ребята, на сегодня! В следующий раз, когда вы будете изрядно трудолюбивы, я вам еще раз скажу!»

Она оттолкнула прялку с помощью кулачка с розовой полоской, притянула к себе каждого из детей и поцеловала их в щеку. Когда она обняла мальчика, он уткнулся сияющим лицом ей на плечо и нежно прошептал:

«О, дорогая Хильдегард! I ' люблю тебя так, я хотел бы десять тысяч раз, чтобы поцеловать тебя в рот!»

«Это было бы многовато!» – ласково сказала она и снова поцеловала его.

Дети, уже озвучивавшие себя в начале урока, получили с собой по большому круглому булочку Glaustädter и теперь пожелали старой экономке счастливого вечера, а Флориан странно поклонился. Затем они тихонько спустились по лестнице. Хильдегард достаточно часто внушала им это. [327] Там им не разрешали ни действовать усердно, ни даже болтать и смеяться, учитель учился! И они с радостью проявили уважение к отцу своей любимой Хильдегард, даже без того, чтобы Гертруда Хегрейнер пошевелила угрожающим пальцем. Пока они рванули на Гроссахштрассе, счастливая и свежая, женщина из Варшавы, все еще немного раздраженная, пошла на кухню и, к своему облегчению, поссорилась с горничной Терезой.

Тем временем крестьянка из Линндорфа вошла в комнату Хильдегард, встав на колени. Женщина лет тридцати, но выглядела на пятьдесят, носила неклассический национальный костюм, фуражку, похожую на корсаж, и пять или шесть плиссированных юбок, которые лежали одна на другой и едва доходили до колен.

«Привет, и вот я!» – сказала жена фермера. «Не в обиду!»

Она споткнулась, снова наклонилась и хотела поцеловать руку Хильдегард. Девушка, однако, отняла у нее его, дружелюбно похлопала по плечу и доброжелательно сказала: «Не тратьте больше денег, Лизелотт! А пока садись! Я принесу тебе вещи!»

Жена фермера пробормотала что-то вроде «Большое спасибо», поправила один из деревянных стульев, тяжело села и подперла подбородок рукой. В их внешности было что-то беспокойное и пугающее. Она вздохнула пару раз, затем потянулась к своей голове, редкие волосы в центре вихря были заплетены почти в индийском стиле. В народе глаустедтера это круглое плетение называлось гнездом.

Через некоторое время девушка вернулась. Она принесла небольшой сверток, завернутый в холст и перевязанный ярко-красной лентой, женщине-фермере, которая тут же поднялась. Лицо Хильдегард сияло, когда она давала обещание жене фермера.

«Вот, Лизелотт! «Она сказала с завидным сердцем дружелюбием. « Нет, просто отдохни еще немного! День теплый, и вы, должно быть, устали. Перед тем как уйти, вы можете съесть на кухонном столе суп или кусок жареного ягненка. Впусти стаю сюда, пока не вернешься домой. В нем есть несколько курток для вашего младшего ребенка – сшитые вами, Лизелотт, – и воскресный свитер для старшего. Вдобавок аккуратно завернутый ряд белых пенсов!

«Боже, верлон, ты тысячу раз! – запнулась Лизелотт. Она действительно взяла девушку за руку и стремительно прижала ее к губам. Затем она снова вздохнула и неуверенно посмотрела в пол.

«Что вам не хватает? "Сочувственно спросила Хильдегард. "Ты была такой странной, Лизелотт!»

«Верьте, это хорошо! "Ответила жена фермера. «Я получил хороший шок в конечностях! С тех пор, как мой Йорг блаженно упал с дерева и сломал себе шею, он больше не схватил меня так и не потряс так сильно!»

«Ты меня очень пугаешь. Что дало" это?»

«О, моя дорогая леди, это ужасно говорить! Вчера, когда косил сено на Gusecker Wiese… Я все еще дрожу от одной мысли об этом. Нас было трое – Хампахер Кэт, я и Кляйнвейлер. Вы знаете, деревушка, это муж и жена моей тети».

«Да, да, вы рассказали мне о нем».

«Ну что ж! Нам троим удалось там, на „Гусекер Визе“. И жара была сильная, и мы отключились от трех часов утра и почти хромали. Вполне может быть, что эта история слишком рассердила Кляйнвейлера, к тому же это был телесный труд, а не он сам. Но это не значило, что он нуждался… Конечно, это было давно… А теперь об этом шаткий повод выходит! Бог Милосердный в благодати нас поддержит и поможет всем нам достичь счастливого конца! Аминь!»

«Я вас не понимаю. Что делал Кляйнвейлер? « Lieselott поднял голову, спутать.

«Он произнес кощунственные и греховные речи и позорно проклял и гневно выкрикнул: « Дьявол принеси сено!» И когда это было уже почти у нас на губах, порыв ветра унес сено далеко в Gusecker Bach, так что Hampacher Käth «и я стояли там, как будто потрясенные громом. И все же в небе не было видно ни облачка, ни грозы ни до, ни после. Затем нам стало известно, что Кляйнвейлер, как уже давно говорилось, заключил договор со злом. И на этот раз плохой парень предал его неразумно! Так сказал смотритель, который как раз шел. Это было как по команде, плохое желание – и сразу сено пропало! Сам деревушка поморщилась и посмотрела на нас, как на чистую совесть. И охранник зала правильно доложил о нем Glaustädter Malefikantengericht. Сегодня на рассвете Кляйнвейлера забрали и привезли в Стокхаус. О, милочка, говорю вам, я всю ночь не спала! Мы связаны с ним узами брака, пусть даже обширно. К сожалению, такое случается со всеми, кто принадлежит к клану. Но я никогда особо не доверял ему, маленькой деревушке! Он был трудолюбивым и в некоторых делах процветал лучше, чем любой из его соседей. Теперь вы знаете, кому он был обязан своей удачей. Господь Господь сохранит нас от всех адских искушений».

Читать дальше