Юрий Широков - Хочу, чтобы меня слышали! Книга 2. Золото Разрушителей

В затухающих глазах умирающего есаула гасла его последняя жизненная картинка – одинокий контур «Ласточки», быстро растворяющийся за поворотом реки, и медленно уплывающий за ней «Пермяк», охраняющий ее от угрозы громадиной своего корпуса, будто старший брат закрывал своим телом младшую сестренку.

Командир «Пермяка» полковник Жвакин не спешил отдавать команду «полный вперед».

В бинокль он видел, что на «Иртыше» вроде все успокоилось. Но странное дело – вопреки всякому здравому смыслу по палубе перемещались солдаты в форме и погонах белой гвардии, и флаг на корабле развевался андреевский, а не краснотряпичный.

Еще через несколько минут над «Иртышом» взвились флажки свода сигналов – вначале знак «Лима», флажок из четырех прямоугольников желтого и черного цветов, что означало «немедленно остановитесь».

Затем – знак «Виктор», перекрестие красных полос на белом фоне – «мне необходима помощь» и знак «Икс-рей», синий крест на белом фоне – «приостановите выполнение ваших действий и наблюдайте за моими сигналами».

И снова – перекрестие красных полос на белом фоне – «мне необходима помощь».

Следом замелькали семафорные флажки сигнальщика: знак вызова – мелькание перекрестом красными флажками над головой и дальше по буквам – «н-а-м н-у-ж-н-а п-о-м-о-щ-ь».

– Передайте вопрос, – приказал полковник. – Кто командует кораблем?

Ответ не заставил долго ждать – «ш-т-а-б-с-к-а-п-и-т-а-н Р-а-з-в-и-н».

– Сам погибай, а товарища выручай. За убитых церковь Бога молит, – прошептал про себя полковник Жвакин любимое выражение легендарного полководца Александра Суворова и дал команду на разворот.

Пока приостанавливали движение, пока разворачивались – пропустили момент начала движения «Иртыша», и вот тот уже на всех порах мчит навстречу «Пермяку» с явным намерением пойти на абордаж.

Предупредительный выстрел орудия не остановил нападения, и только тут Жвакин понял, что форма, флаг и сигналы о помощи – гнусная ложь и провокация.

Кораблем управляли красные, для обману напялившие на себя чужую форму.

Эта ошибка могла привести к катастрофе – своими действиями полковник поставил под угрозу не только свой корабль, но и «Ласточку», чего допускать было нельзя ни в коем разе.

С «Пермяка» успели выстрелить еще трижды из имеющихся двух пушек, после чего на «Иртыше» начался пожар, но он продолжил движение в надежде сцепиться бортами с «Пермяком».

Судя по скоплению людей на палубе красных, численностью они значительно превосходили команду «Пермяка».

– Пли, – последний раз скомандовал Жвакин, – и полный вперед!

Он сам встал за штурвал и направил пароход прямо в лоб теряющего после повреждений ход «Иртыша».

В последний момент тот попытался уйти от столкновения с более мощным и тяжелым соперником, но только усугубил ситуацию, подставив под удар свой борт.

Скрежет металла, крики тонущих людей и накрывающая всех невидимая пелена смерти разорвали таежную тишь.

«Иртыш» медленно заваливался на правый борт, жадно глотая глубокой пробоиной холодную воду родной только по своему названию реки.

С палубы «Пермяка» его команда добивала пытавшихся сопротивляться красных и поднимала из воды своих и умоляющих о сострадании раненых красных.

Предателя-лжепрапорщика Карасева и сбежавших воришек среди пленных не обнаружили.

– Видать, отчет держат перед Богом за свои грехи… – решили моряки.

Подняли на борт и легко раненного штабс-капитана Развина, удерживаемого на воде двумя матросами.

Он тут же принял команду «Иртышом» на себя, заменив полковника Жвакина, неподвижно лежащего подле штурвала, замертво пораженного шальной пулей.

Ясно было одно: «Ласточка» осталась один на один с преследователями, и шансов выжить у нее было немного.

Нападавшим не составит труда легко, как в тире, перестрелять незащищенную команду корабля с крутого берега.

А тем отвечать будет сложнее. Да и артиллерии у них нет…

Так оно и произошло!

Пока «Ласточка» преодолевала излучины реки, преследователи по прямой обогнали ее, спешились и изготовились изрешетить корабль, вынужденный, как зверь во время загона, покорно двигаться по фарватеру к месту своей гибели.

Полковник Грузинов уже видел в бинокль торжествующие улыбки врагов и никак не мог принять решения – повернуть назад или продолжить движение?

– А вдруг «Пермяк» уже захвачен? Тогда шансов нет вообще. Плыть практически рядом с берегом – самоубийство. Попробовать отстояться – бессмысленно, пройдет время, подойдет погоня с воды, да и с берега достанут лодками.

С берега застучал пулемет, и пули горошинами накрыли палубу и борта судна.

Мотор заглох, и в наступившей тишине «Ласточку» понесло течением в сторону преследователей.

В омут, под берег, на котором захватчики и располагались.

Петр вздрогнул, когда ему сзади на плечо положили руку.

Он обернулся – сзади стоял иеромонах Авель, в руках его сверкнул кинжал.

Петр узнал свой нож по рукоятке, мастерски выточенной из кости и украшенной рисунком с изображением гибели неизвестной планеты.

Авель повел себя довольно странно для злодея – он зачем-то поднял вверх правую руку с ножом, а затем и левую, в которой у него был зажат непонятный предмет. После этого, пробормотав короткую фразу на непонятном языке, монах ударил этим предметом по лезвию ножа.

Лезвие от этого заметно завибрировало, издавая звучание, похожее на звучание варгана – язычкового музыкального инструмента, используемого сибирскими татарами и алтайцами.

Петру доводилось слышать этот инструмент однажды – тогда он был поражен таким необычным способом звукоизвлечения.

Да и еще дополняемого различными оттенками горлового пения с применением многочисленных глоточных, гортанных, языковых, губных способов.

Та музыка завораживала и будто тянула за собой в неизведанные иные миры. И только усилием воли Петру тогда удалось снять наваждение.

Монах между тем направил острие кинжала в сторону берега, на котором замерли в оцепенении бойцы красного отряда.

Петр увидел, да-да, именно увидел, а не почувствовал и не услышал, как мелкие частицы неизвестной материи, создаваемой колебаниями стали, устремились к берегу и облепили, словно пчелиный рой, каждого стоящего на берегу.

Те, будто пораженные загадочным вирусом душевной болезни, объятые ужасом, в неистовстве побросали в воду все оружие, а затем один за другим сами последовали туда же, усиленно и безуспешно выгребая против течения.

Словно во сне, команда корабля молча наблюдала за гибелью своих врагов, не в силах пошевелиться.

И тех и других будто спеленали, как в младенчестве.