Юрий Широков - Хочу, чтобы меня слышали! Книга 2. Золото Разрушителей

…Через пять минут все было кончено.

Членов экипажа «Ласточки» вывел из оцепенения шум внезапно заработавшего мотора.

Как в сказке, в которой принц расколдовал поцелуем уснувшую вместе со всем своим двором принцессу, обездвиженные неведомой силой люди начали двигаться и приступили к своей работе, напрочь забыв о только что произошедших событиях.

Будто и не было ничего, а движение их судна с самого начала происходило буднично, как надо.

Только Петр, пораженный увиденным, продолжал стоять на месте, изумленно рассматривая невозмутимого монаха.

Монах же молча зашагал в сторону своей каюты и, обернувшись, поманил Петра за собой.

В своей каюте Авель присел на кровать и движением руки повелел Петру занять место рядом с собой.

Посидели несколько минут, собираясь с мыслями, после чего монах прервал затянувшееся молчание:

– Вы, конечно, догадались, Петр Михайлович, что совсем даже не случайно оказались единственным сохранившим память об этом странном для вашего понимания событии.

– …?

– Настала пора рассказать вам о чудесах, связанных в том числе и с этой вещицей. – Авель указал на нож, положенный им при входе в каюту на миниатюрный столик, приделанный прямо к кровати. – Тем более что времени у нас будет для этого предостаточно.

Странно, но Петру, пристально смотрящему на нож, показалось, что тот по-прежнему слегка продолжает вибрировать, издавая чуть слышно затухающее попискивание.

– Петр Михайлович, прежде чем я начну свой рассказ, пообещайте мне ничему не удивляться и исполнять все, о чем я вас попрошу. Поверьте мне, так вам будет проще принять для себя все необычное и где-то даже сказочное в рамках ваших представлений о жизни и мироздании. – Голос монаха зазвучал будто из колодца – раскатисто и торжественно.

– Обещаю, ваше преподобие, – немного пафосно произнес Петр. – Слово офицера!

– Очень хорошо, а теперь возьмите со стола нож, закройте глаза и прикоснитесь лезвием к груди в области сердца.

Петр с некоторой опаской прикоснулся к рукоятке ножа и тотчас же почувствовал, как нож начал пульсировать в его руках с частотой, сравнимой с частотой сокращения его сердца.

Рука сама непроизвольно прижала лезвие к груди, и вот уже не одно, а два сердца застучали в такт.

Вначале – быстро, но затем все медленнее, медленнее, медленнее…

Нож выпал из его рук, а тело Петра медленно сползло на кровать.

Петр просто летал в своем уже втором за недолгое время необычном и красочном сне, перемещаясь произвольно через розовую полосу зарождающегося рассвета, но некая неведомая сила задала направление и ввергла в безграничный и темный Хаос.

Это название нашептывали невидимые женские голоса: «Ты видишь и ощущаешь Хаос – источник жизни, все возникло из бесконечного Хаоса, все, и даже бессмертные боги, запомни это», – перебивали друг друга голоса с разных сторон.

Впрочем, сторон как таковых не было, поскольку взгляду не за что было зацепиться – все покрывал тяжелый, тягучий мрак.

Жуткий страх охватил Петра.

Страх и полнейшая безнадежность.

Человек хоть и стремится к вечности, но только к вечности светлой и приятной. Вечность мрака не для людей.

Но тут, повинуясь неведомой силе, густота мрака начала вращаться, как речной поток в водовороте, а после – то водопадом проваливаться вниз, то смерчем устремляться в высоту.

И началось создание из Ничего – Нечто.

Петр вращался вместе с Хаосом, оказавшимся сырьем для производства этого Нечто и отчетливо видел, как Хаос породил то, что поставило первые границы, отделившие часть его самого от бесконечности.

– Сколько же времени длится мое путешествие? – вопрошал Петр и сразу же понял, как называется то, что породил Хаос.

– Время – вот какая граница отделила меня от бесконечности, вот она – первая граница! – возрадовался он.

– Молодец! – зазвенели женские голоса, – конечно же, Время, но оно зовется у нас Хронос.

Вращение продолжилось, но теперь оно происходило уже под зорким контролем Времени, а Пространство только еще начинало зарождаться.

Сам возникший только что Хронос породил сразу три стихии – Огонь, Воздух и Воду, которые окончательно вырвали и оградили от Бесконечности огромный кусок Хаоса, превратив его в Пространство.

Хаос не хотел исчезать бесследно и породил еще две стихии: Эрос – Любовь и Антерос – Отрицание Любви.

Последним усилием из Хаоса возникли Эреба – воплощение мрака, дитя, подобное самому Хаосу, Никта – темная беззвездная ночь и Тартар – Непостижимая Бездна, Пустота, Черная Дыра.

Тартар стал самым ужасным местом в зародившейся Вселенной, а от Мрака и Ночи родились Вечный Свет – Эфир и Сияющий Свет – Гемера.

Остатки первобытного Хаоса вместе с Петром вращались уже просто с невероятной скоростью и превратились в Яйцо, ставшее зародышем Земли.

Верхняя часть скорлупы откололась и стала Звездным Небом – Ураном, а нижняя – Матерью Землей – Геей.

Вода, залившая тело Геи, стала Бескрайним Морем – Понтом.

Он и стал первым мужем Геи-Земли, а вторым стал Уран-Небо.

– Вот ты уже и на своей Земле, – вновь зажурчали девичьи голоса. – А сейчас мы проводим тебя на Олимп и там кое с кем познакомим.

И вот они уже у подножия огромной лестницы, устремленной в небо.

– Поднимайся, поднимайся скорее, – защебетали невидимые девчушки. – Тебе сегодня это разрешено, тебя уже там ждут.

Стоило только Петру вступить на первую ступень, как сработали неслышные и невидимые механизмы, перенесшие Петра на самый верх, где его действительно встретили двое юношей.

Один из них был красив как бог – впрочем, может, он и был одним из них?

Второй был некрасив и одет беднее красавца. Он первым подошел к Петру и представился:

– Эпаф, сын Зевса и Ио.

– Очень приятно, – пожал протянутую ему руку Петр. – А я Петр, сын Михаила и Варвары.

– Фаэтон, сын бога солнца Гелиоса и Океаниды Климены, – процедил сквозь зубы заносчивый и, по всей видимости, не очень умный красавец. – Я сын главного бога Олимпа, а сын бога солнца всегда будет первым!

Не обращая внимания на Петра, юноши ввязались в нешуточный спор.

– Многие прекрасные богини мечтали о любви Гелиоса и получали ее, а многие придумали эту любовь, – как бы между прочим произнес Эпаф. И тихо так, но чтобы услышали Фаэтон, а главное, Петр и собравшиеся вокруг зрители, добавил: – Ходят слухи, что ты, гордец, совсем даже не божественного происхождения, а так – плебей.

– Сам ты плебей, ни красоты в тебе нет, ни силы, а слухи всегда распускают слабые и неудачливые, – улыбаясь и жестко глядя в глаза своему обидчику, произнес Фаэтон и с достоинством удалился.