Алоис Йирасек - В поместье герцога. Роман

– Да как же так?

– Запросто может разрушить, – догадался Брахачек.

– Иначе куда денется…

– Да ведь…

– Эх, тоже мне новость! – опомнился первым Яролимек, – Будто о конце света ничего нового и не придумать!

– Точно! Все под Богом ходим.

– Но всё же… Ммм… И навалило же снегу…

– Навалило, – откликнулся писарь, но тут его будто озарило, заставив вдохновенно заговорить, – А как же Святое Писание? Вспомните, что там про Конец Света сказано?

И тут все согласились, охотно закивали – так спор и разрешился.

Кукушка в часах прокуковала семь раз, и тут Яролимек посмотрел на доселе пустующий стул. Пробило семь, а пан учитель… Странно. Обычно без четверти семь уже являлся регент, держа фонарь в левой руке, а трость с кисточкой в правой. Но вот уже и семь пробило, а он так и не пришёл.

– Значит, не придёт.

– Почему?

– В общем, остался без пальто, а тут такая метель, – лукаво усмехнулся Яролимек.

– Значит, правда?

– Да всем и так ясно, – подтвердил Земан и поведал всем о том, как к Подгайскому попал молодой чужестранец, тот самый, что пел в праздник на хорах. Все признали, что пение было превосходным, да и сам парень – каким голосом и талантом одарён!

А как милостиво и участливо благоволил ему регент, даже свежее бельё подарил. После обедни у него ещё долго играли и пели, учитель даже соседей не навестил в тот вечер, так был занят своим гостем. А хозяйка предоставила ему для ночлега лучшую комнату, застелив постель прогретым одеялом.

А что такого, это же потомок самого Бенды!

В ту ночь все слышали, как регент снова играл мессу трёх королей с новым соло на скрипке – всем на удивленье да с таким адажио сам мастер Франтишек Бенда расплакался бы от зависти. Но утром гость не проснулся – разбудить его пытались и даже когда мессу отзвонили, дверь комнаты так и не отворилась и никто не отозвался. Потом все заметили, что окно в комнате открыто, и соловушка упорхнул, а с ним и пальто пана учителя, и меховая шапка, и бельё и ещё что-то. Хозяйка обо всём этом не распространялась. Однако в доме учителя поднялись шум и суета. Подгайска почём свет ругала мужа, что доверяет всем из-за своей страсти к музыке. А его самого больше всего расстраивало не украденное добро, а то, что такой музыкант и певец оказался вором, опозорив в своём лице всех музыкантов.

А прекрасная скрипка Бенды!

Жена учителя голосила на всю округу, да и комиссия приличная собралась, но чем они могла помочь? От Бенды и след простыл. Едва явившись, почтенная комиссия, так за окном и скрылась. Задачка кто и откуда была неразрешимой. Метель за ночь намела сугробы, уничтожив все следы.

И вот теперь в вертепе все задумались, поглядывая на пустой стул по соседству, размышляя о произошедшем, а в уголке за камнем сидела дочь Яролимека, шкодливо выведывая у маменьки, что дочь учителя Марженка по уши влюбилась в певца, доставившего её семье столько хлопот.

Пока бабы исподволь сплетничали, пустующий стул Подгайского отодвинули, так ничего и не решив. Местный писарь вытащил из-под полы книжечку, по которой читал два вечера подряд. Когда принёс её впервые, рассказал о ней, что это «ни просто мимолётная история, но печатная проповедь, да ещё такая прекрасная, что её стоит прочесть каждому, особенно в нынешнее лихое время».

Та книжка обстоятельно рассказывала о французских путях свободы, и писарь, надев костяные очки, держа на вытянутой руке перед собой книжку, принялся читать вторую главу, которая доказывала, что христианское мировоззрение виновно во всём, что только возможно, и что потрачено, чтобы та часть французской свободы, которая уже существовала, теперь была разрушена. Все набожно прислушались. «Если бы наступило благоденствие и существовала ненависть против наказания лихорадки свободы, а также праведного исправления подобной несправедливости, можно было бы в каждом зажечь огонь подобной веры! Неужели вы не хотите и не способны захватить для себя хоть капельку свободы, чтобы ваша родина и вся чешская земля закрепилась за вами?.. Вас же беспокоят, права всего народа да и ваши собственные. Бейте каждого, кто ограничивает вашу свободу и ваше право.

– Вот и до нас дошло! – глубоко вздохнул Земан.

– Ну да, ясно.

– Слава Богу. Только разок.

– А может и скрыто где.

И минуты не прошло, как дверь в трактир отворилась, и на пороге показался новый гость. Это был мужчина среднего роста, укутанный в тёмно-синее пальто.

За столом «по соседству» удивились.

Все погрузились в свои думы.

С волками жить – по-волчьи выть.

А гость снял пальто, повесил его на стену и встал посреди избы, разглядывая посетителей.

Он был в тёмно-коричневом камзоле до колена, в чёрных штанах и в башмаках, набитых свежим снегом. По одёжке вроде и похож на соседей, но с гребнем в волосах и совсем без косички. Волосы ниспадали ему на брови, покрывая лоб кудрями. Почти потускневшее лицо изборождённое морщинами делали строгим орлиный нос и широкая седая борода. Густые брови подняты, под ними слева горел глубоко впавший серый глаз. Правый глаз был слеп.

Незнакомец не сел за соседний стол, а пристроился в одиночестве в углу.

Не осталось у Яролимека даже пустующего стула учителя и ничего другого, что собравшиеся могли бы предложить гостю. Да и говорить о нём не решались – местные говорили лишь о местных. Тот сам поведал, что был знатным паном, неженатым по имени Валентин Кохан, но все в округе прозвали его «слепым молодцем».

И тут Яролимек позволил ему занять пустующий стул учителя.

Валентин Кохан оговорился, что уже устал от чтения, и его тонкие губы при этом скривились в улыбку.

Писарь подметил, что прочёл верно.

– Жаль, раньше не пришёл, поздно услышал, что сегодня узнал, уже самый конец. Но вижу и в этих словах много правды.

– Вот так «слепой молодец»!

– Да, и своей правдой безбожные французские мятежники уже успели недобрых дел натворить.

– Так ведь и добрых тоже. Вот кто и получил, так по заслугам. А ведь прочим и помогли, как и нам свободу дали.

– Хммм… Да какая там свобода! – возразил писарь, – Коли столько народу полегло за неё…

– Так ведь и оковы пали, и дышать вольнее стало, чтобы все равны стали перед Господом Богом, – выругался «слепой молодец».

– Но Вы не берётесь утверждать, как и прочие, принявшие тот бунт. Однако припомните, началось*то у нас вроде как со свободы, а вышло что: пустая возня, суета и недоразумение, – твердил Земан.

– Прямо как дети неразумные. А как же тысячи местных жителей, сбитых с толку, получившие лишь суету и недоразумение от такой свободы.