Светлана Курилович - Жернова судьбы

Елизавета Владимировна призадумалась:

– Говоришь, младшенькие двойняши?

– Да! Забавные – страсть! Аксютка со Стёпкой работящие, много чего уж могут по дому.

– Что ж, Ваня, я услышала твою просьбу. Решим. А ты иди пока, отдыхай.

Парень поднялся с колен, поклонился и пошёл к двери.

– Да, Ваня! – окликнула она его, когда он уже взялся за дверную ручку.

– Что, матушка? – с испугом обернулся он.

– Бороду сбрей! – засмеялась Елизавета Владимировна. – Стань прежним!

– Слушаюсь, Елизавета Владимировна! – с лёгким сердцем Ванька вышел от своей госпожи, постоял на пороге, пытаясь свыкнуться с мыслью, что у него будет помощник и ученик. Это было очень непривычно.

– Здорово, парень! – послышался незнакомый голос. Ванька обернулся:

– И тебе поздорову! А ты кто?

– Звать меня Фёдором, я камердинер барина, – высокий смуглый черноволосый и черноглазый парень, похожий на цыгана, смотрел на него, склонив к плечу голову. Его можно было назвать красивым, если бы не поломанный и неправильно сросшийся нос, несколько выбитых зубов и ехидная ухмылка, с которой он рассматривал Ваньку.

– Барин тебя к себе требует, немедля! – процедил он.

– Хорошо, сейчас приду, – Ваньке не понравился взгляд парня, но он решил не напрягать обстановку.

– Не сейчас, а немедля велено тебя привести! – взгляд стал ещё более пронзительным.

Ванька ничего не ответил.

– Мин херц, я его привёл, – Фёдор поклонился и стал у дверей. Барин, раскинувшись на диване, кушал виноград, запивая его вином. Парню показалось, что Саша как-то раздобрел, что ли… Вид у него был не очень здоровый.

– Здравствуйте, барин, – поклонился Ванька. – Звали?

– Да уж была охота… – неопределённо ответил он. – А впрочем, звал! Ну, как там в деревне?

– Трудов много, Александр Андреич.

– Ну, ты у нас трудиться-то любишь. Барыня всё тебе сказала? На повышение идёшь?

– Какое же повышение? По-прежнему я крепостной ваш, о достатке буду теперь радеть вместе с Парфёном Пантелеймоновичем.

– Ой, смирный ты какой, Ванька! – барин встал с дивана и подошёл к слуге. – Аж скушно с тобой! В монахи, что ли, готовишься?

– Не понимаю, барин, – Ванька опустил глаза в пол.

– На меня смотри! – приказал Саша. – Вот что я тебе скажу, холоп! – он схватил парня за волосы, заставил нагнуться и сказал прямо в ухо:

– Не зазнавайся! Как попал ты на новое место, так и слететь с него можешь! Понял ли?

– Воля ваша, Александр Андреич.

– Я же говорю: в монахи собрался! – обернулся барин к новому камердинеру.

– В каморке теперь Фёдор будет жить, барахло твоё на заднем дворе. Пшёл вон! – оттолкнул он его.

Ванька поклонился и вышел из барских покоев. Пройдя на задний двор, он увидел вещички свои немудрёные, сваленные в кучу как придётся. Присев, поднял раскрывшийся сундучок, обтёр его и бережно сложил туда вещи, доставшиеся от матушки, да несколько книг духовного содержания. Одёжу, упавшую в грязь, образовавшуюся после вчерашнего дождя, поднял и держал в руках, не зная, куда пристроить. Так и стоял, загрустив. Неожиданно одежду из его рук потянули.

– Я остиаю, – Дунька-птичница улыбалась во весь рот.

– Дуня, здравствуй! – улыбнулся в ответ Ванька. – Я сам…

Но девка уже отобрала у него вещи и жестами пригласила идти за собой. Прихватив сундучок, он пошёл в людскую. Там как раз чёрная кухарка накрывала для дворовых длинный стол. Накрывала – громко сказано: поставила большой чугунок с кашей, положила ложки, миски, нарезала хлеб. В углу гудел самовар.

Ванька присел к столу. Вскоре людская наполнилась народом; мужики здоровались с Ванькой, расспрашивали о деревне, девки, блестя глазами, с любопытством рассматривали его бороду, казачки ждали своей очереди повечерять. Кухарка Груня разложила кашу, каждый взял по кусочку хлеба и начал аккуратно есть, следя, чтоб ни крошки не пропало. Подставляли горстки и облизывали ложки.

– Что, Ваня, управляющим теперь будешь? – поинтересовался конюх Федот.

– Пока буду учиться, так барыня приказала. Дядька Федот, а что это за слуга новый у барина?

– Федька разбойничья рожа! – плюнул Федот. – Меньше месяца тут живёт, а как бельмо на глазу!

– К девкам пристаёт, везде подслушивает и барину всё доносит, и управы на него, ирода, нет! – добавила Груня.

– Почему? – удивился Ванька.

– А он вольный! Во как! – махнула она в досаде рукой. – Сам захотел служить нашему барину!

– Говорят, за долги его в крепость отдали, а наш барчук выкупил, вот он и отрабатывает выкуп, – вставил слово парнишка помоложе, Сенька-форейтор.

– Наглый, противный, фу! – чуть не хором сказали сенные девушки Арина и Груша.

– Ты, Ваня, супротив его не иди, будь осторожней, – посоветовал Федот. – Уж больно его Александр Андреич слушается. Опасный он человек, помяни моё слово.

Ванька задумчиво покивал головой. Поблагодарил за еду и пошёл осматривать новое жилище.

В комнате рядом с кабинетом барыни он ощутил необычное и приятное чувство: вот его кровать под балдахином, настоящая, не топчан, не тюфяк, брошенный на пол! шкап одёжный, стол, стул, диванчик маленький, полки, умывальник. Он хозяин здесь! Никто не позвонит в колокольчик и не потребует квасу в любое время суток или ещё чего. Повиноваться будет только Елизавете Владимировне или Парфёну, управляющему доходами поместья.

Парень сел на кровать, потом лёг и закрыл глаза, попытавшись представить, какой она будет, эта другая жизнь. Очень нравилось ему, что теперь он может беспрепятственно читать книги.

Неожиданно послышались лёгкие шаги и шорох одежды. Ванька как ошпаренный подскочил, но в комнате никого не было. Он огляделся: на полу лежал комочек бумаги. Парень развернул и прочитал: «Сегодня, как все заснут, приходи в купальню». От простых слов сильнее застучало сердце, он прижал записочку к губам… и запрятал её на самый низ сундучка:

– Нет, любушка моя, не позволю я тебе жизнь свою погубить.

Взяв чистое исподнее, Ванька направился в баню; ещё и побриться надо было. В купальню он даже и не подумал пойти.

Понедельник начался с трудов праведных да ими и закончился. Не поднимая головы парень постигал науку главного управляющего, в руках которого сосредоточены были доходы от всех деревень, коих у Зарецких было четыре помимо прилегающей к поместью – Радеево, Красино, Чудинки, Зима; он должен был отслеживать движение денежного капитала и хлеба в имении, «дабы не подвергалось потери, вреду, а наипаче похищению»; обязан был всех крестьян и дворовых людей содержать в надлежащем повиновении, чтобы каждый исправно исполнял свои обязанности, при случае определять меру наказания для непослушных. Вёл приходно-расходные книги, в коих фиксировались все хозяйственные операции, а в конце года составлялся годовой отчёт о доходах и приходах денег и всех предметов, кроме того, составлялась ведомость прихода и расхода урожаев.