Светлана Курилович - Жернова судьбы

– Нет, нет… – пробормотал он и попытался отстраниться, но упёрся ладонями в небольшие острые груди, скрытые лишь тонкой тканью сорочки, и понял, что она сидит на нём практически голая, что под рубашкой – нежное трепещущее тело, которое жаждет его… Плоть взвилась, мгновенно отреагировав, но Пульхерия лишь крепче прижалась к нему, целуя не только губы, но и шею, ладошки её скользили по голой спине, и ласки эти были так приятны, так не похожи на прикосновения единственной женщины, которая дотрагивалась до него, что Ванька не смог противиться желанию, поглотившему его существо целиком. Не смог…

Осознание того, что он натворил, пришло позже, когда они оба без сил повалились на дощатый пол купальни.

– Что же я наделал, – ужасаясь, прошептал он. – Как мне в глаза теперь смотреть вам, барыне…людям… – жгучий стыд накатил лавиной.

– Ванечка, – глаза Пульхерии сияли в темноте, как звёзды, – спасибо тебе, что не отверг мою любовь… Зачем думать о покойных родителях, о барыне… она мне вообще чужой человек. Давай подумаем о нас! Почему мы не можем сбежать?

– Потому что некуда нам бежать, – голос его звучал глухо. – Потому что я буду крепостным в бессрочном розыске, а вы, связавшись со мной, тоже станете крепостной, уж я знаю… А такой жизни я вам не желаю!

– А разве после пятнадцати лет в бегах крепостной не становится вольным? – приподнявшись на локте, спросила она.

– Нет, барыня, – горько сказал Ванька, – этот указ уж более века отменил царь Алексей Михайлович. С того времени сыск беглых крепостных бессрочный.

– Тогда мы можем сбежать и направиться в Сибирь! – не сдавалась Пульхерия.

– Пешими? – невесело ухмыльнулся парень. – Два-то года сдюжите ли? Тяготы пути вынесете ли? Морозы до пятидесяти градусов? Да прятаться всё время. А лихих людей там сколько…

– Ваня, ты трус? – спокойно спросила девушка.

– Пульхерия Ивановна, если я и боюсь, то только за вас. Не хочу, чтобы ваша жизнь была сломана, как ветку в лесу ломают. Но и барыню предать не могу… доверие она мне великое оказала, как же можно мне её обмануть…

Пульхерия внимательно смотрела на него, пока он говорил, и не протестовала. В голове этой хрупкой, но сильной и смелой девушки начал созревать иной план…

В ту ночь они расстались, так ни до чего и не договорившись. Но это была лишь первая их ночь. Пульхерия не собиралась сдаваться, замысел, который возник у неё почти сразу после венчания, постепенно укрепился, а уж твёрдости духа ей было не занимать стать.

Через две недели из Радеево прибыла телега, которая привезла немудрёный скарб Савкиной семьи; животинка бежала следом, правда, не вся: свиноматок да курей не взяли, а вот с петухом Арина не смогла расстаться. Золотистый красавец с разноцветным хвостом уж очень красиво пел, возвещая, который час.

Ванька, ног под собой не чуя, отпросился у барыни встречать и размещать своих друзей. Елизавета Владимировна, отпустила его, немного ревнуя и завидуя, наказав долго не задерживаться. Парень во весь дух помчался в деревню, помогал Савве и Стёпке переносить вещи в дом, Арина Тимофеевна, засучив рукава и подоткнув юбки, тут же взялась мыть и чистить избу, в которую их поселили (старая бабушка Игнатьевна умерла в прошлом году, и она пустовала), деревенские мужики пришли поправить забор да хозяйственные постройки, женщины – поприветствовать новых соседей да понянчить ребятишек, чтоб они под ногами не путались, снеди разной принесли, словом, работа закипела. Арина со слезами на глазах обнимала и целовала Ваньку, всё благодарила его, а он обижался, говоря, что раз он родной, то и не надо ему никаких спасибо. Потом, когда всё основное было сделано, семья пошла помыться в баньку к тётке Анфисе, которая радушно пригласила их. Помывшись, надев всё чистое, Савка был готов предстать перед барыней. Мать перекрестила и благословила отрока, и они с Ваней пошли в поместье.

– А что, барыня строга? – робко спросил Савка.

– Нет, не строгая, – улыбнулся Ванька. – Никогда никого не наказала зазря. Добрая она очень.

– А за что тут у вас наказывают? – боязливо поинтересовался юноша. – И как? Розгами?

– Наказывают за лень и безделье, за то, что недобросовестно свои обязанности выполняешь, а розгами отродясь никого не секли… не помню, – наморщил лоб парень. – Ну, детей за жестокость могут проучить… Вот недавно двух пострелят выпороли, так они что задумали: кинули щенка в пруд и стали его камнями забрасывать. Интересно им было, видишь ли, выплывет или нет! Ладно, дядька Федот, конюх наш, мимо шёл и это увидел. Вот они у него вожжей отведали – несколько дней сидеть не могли!

– А взрослых?

– Взрослых могут в холодную посадить, работой какой нагрузить, а уж ежели совсем провинился – отправят со двора в деревню. А ты что так боишься-то?

– Дак как же не бояться? – удивился Савка. – Вот у нас, в Радеево, бывает, секут мужиков-то! Приказчик господин Акинфеев говорит: «Пожалеешь розгу – испортишь мужика».

– Это Василий Власьевич? – цепко взглянул на юношу Ванька, записав в уме поговорить об этом с Парфёном.

– Да, он.

Когда они подошли к въезду и Савка увидел зелёные лужайки и подъездную аллею, фруктовые сады и цветники, а поодаль двухэтажный каменный барский дом, у него челюсть отвалилась. Он так таращился по сторонам, вертя головой, словно сова, что Ванька не выдержал и рассмеялся:

– Смотри, парень, как бы голова не отвинтилась! Неужели ничего подобного не видел?

– А где видать-то? – Савва озирался вокруг. – Окромя Радеева, я отродясь нигде и не бывал!

«А ведь и правда, – подумал Ванька. –Сидят они всю жизнь на одном месте, газет не читают, книг нет, новости странники перехожие приносят… Тут и барский дом дивом покажется…»

Дойдя до библиотеки, что оказалось делом нелёгким, так как Савва всё время останавливался и что-нибудь разглядывал: то цветы в горшках, то пол паркетный, то потолок с лепниной – всё ему казалось диковинным, Ванька обдёрнул на отроке рубаху, пригладил ржаные вихры и осторожно постучал.

– Войдите! – откликнулся глубокий женский голос.

Парень вошёл и поклонился:

– Это я, матушка!

– Вернулся, дружок! Это хорошо! Ну, где твой протеже? – Елизавета Владимировна поднялась и сложила руки на груди.

– Савва, заходи! – в открытую дверь вошёл невысокий тонкий ясноглазый парнишка, он земно поклонился женщине:

– Доброго вам здоровьичка, государыня-матушка! Дай Бог вам счастья и радости на долгом веку!

– Ладно-ладно, – улыбаясь, остановила его барыня. – Как зовут-то тебя?

– Саввой Ивановым по батюшке кличут, – вежливо ответил Савка.

– А годков тебе сколько?

– Шешнадцать минуло аккурат перед жатвой.

Елизавета Владимировна хотела ещё что-то спросить, но отрок весьма невежливо перебил её: