Николай Боровой - ВНАЧАЛЕ БЫЛА ЛЮБОВЬ. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том III. Главы XII-XXI

«Пан профессор!..» – с этого, собственно, всё и началось. Увидев длинную окраинную улицу села, в конце которой, почти у самого скалистого и покрытого лесом склона, располагалась, как они успели разузнать перед этим, гостиница родственников пана Юлиуша, они остановили экипаж, взяли свой нехитрый скарб и решили дойти до цели пешком. Тому было множество причин. Не надо было, чтобы извозчик из Закопане, который ближайшие пару часов наверняка не раз вспомнит странную, но респектабельную и вызывающую боязливое уважение пару, точно знал или догадывался, куда отвез их. Не надо давать возможности составить о себе определенное впечатление. Держать на отдалении, сохранять боязливую и уважительную дистанцию, оставаться для этого чем-то, производящим убедительное первое впечатление и до конца не известным – таков был единственно правильный в их случае принцип поведения, дающий надежду какое-то время не попасть в беду. К тому же – надо было как-то присобраться и приготовиться душой… Они оба боялись, что реакция пана Юлиуша окажется именно той, увы, на которую адское время обрекает даже для по настоящему достойных, хороших людей, а они, пусть каждый по разному, но знали и помнили пана Юлиуша Мигульчека именно таким. И значит – что им не посчастливится найти здесь пусть даже самое кратковременное убежище, хотя бы только для того, чтобы перевести дух. А место, пока они ехали, уже успело показаться им каким-то чудесным, приворожило их красотами, кажимостью покоя и безопасности, вызвало у них обоих жгучее, до слез желание остаться, хоть на какое-нибудь время задержаться, забыться и зализать раны в истерзанных страхом, паникой и тревогой душах. Высокие ворота гостиницы «Юргов», представлявшей собой огромный трех этажный дом, деревянный, но на каменном фундаменте, глядящий в мудрые и спокойные, полные суровой загадки горы, открыл служащий. Тот почтительно поклонился пану и пани, выглядящим весьма прилично и похожим на обычно гостящих в этом месте посетителей, предложил взять вещи и провести их в дом, к хозяевам. Они попросили не тревожиться, сказали, что хотят прежде осмотреться и убедиться, что им рекомендовали и вправду стоящее место. Постояльцев во дворе не было – речь шла о времени послеобеденного отдыха, а пана Юлиуша они увидели почти сразу, чуть в глубине, возле хозяйственных построек, что-то уясняющего для себя наверное из предстоящих осенью работ. Они стояли и смотрели на него, охваченные одними тревогами и мыслями – переглянулись… Магдалена словно во внутренней мольбе закрыла глаза и уткнулась ему в предплечье, а у него появилась возможность поцеловать ей волосы – все последние дни не было ни малейшей возможности это сделать, и он припал к ее пробору и успевшим кажется, впитать свежесть гор волосам, крепко и горячо. Когда они вновь повернули глаза в сторону пана Юлиуша, он уже шел к ним. Достаточно быстро, но кажется недоверчиво, словно не веря собственным, понесшим его к воротам глазам и предположениям… Выражение его лица, проступающее из под привычных на том, огромных очков с толстенными линзами, было трудно передать словами – там смешались воедино изумление, потрясение, радость и испуг, волнение, ужас и боль при взгляде на Магдалену, которую, казалось, он всё не решался узнать, или точнее признать в ее теперешнем виде. Он замер на некоторое мгновение, подойдя к ним на то расстояние, которое уже не оставляло сомнений, и смог только вымолвить «Пан профессор!», вложив в короткое восклицание и вопрос, и констатацию до конца невероятного факта, и весь сонм проступавших на его лице чувств… А после – остался собой, умным и прожившим непростую жизнь краковянином, достойнейшим человеком и сыном своей страны, и сумел повести себя настолько умно и правильно, что сразу вызвал в них и доверие, и чувство благодарности, и любовь. Вежливо и почтительно поздоровался с паном и пани за руку, пригласил их пройти куда-то за двор и основные строения, так что со стороны могло показаться, что родственник хозяев встречает важных, заранее предупредивших о своем прибытии постояльцев. Пан Юлиуш, почти молча и не подавая вида о происходящем в его душе и уме, провел солидных, достойно одетых посетителей через весь, как оказалось огромный двор, сад и принадлежащий к гостинице участок земли, практически к самому скалистому склону и огибающей тот, маленькой, чудесно журчащей горной речушке, становящейся похожей на реку наверное только в период тяжелый осенних дождей. Там, как оказалось, стоял еще один, одноэтажный и большой дом с собственным садиком, оставшийся видимо еще с прошлого века и прилично подремонтированный для достойного отдыха. Этот дом сдавался отдельно и за значительную плату, наиболее уважаемым постояльцам, ибо нахождение у самой горы, вдалеке от всех, гарантировало приватность, чудесный отдых и душевный покой. Им показалось на секунду, что они спасены и попали в рай, и после первого разговора с паном Юлиушем, пообещавшим им, что они будут оставаться именно здесь, это чувство так безумно охватило их, что они со вскриком и слезами бросились друг к другу в объятия, только лишь за старым паном прикрылась входная дверь. В самом деле – посреди гонящего их, словно задавшегося целью непременно и безо всяких надежд уничтожить их мира, после трех недель мытарствований, страхов, бегства по селам, полустанкам и городам, им показалось, что они попали в рай, в место, где царят покой и безопасность, в котором вдалеке ото всех, от сопровождающих метры их пути и судеб опасностей, им удастся хоть чуточку отдохнуть душой, изгнать из нее в бесконечность гор, лугов и лесов тревогу, постоянно тлеющий в животе, липкий и мучительный страх. Лишь зайдя в дом, даже еще не успев объяснить им, куда он привел их и что будет, пан Юлиуш, с тем же выражением радости, боли и глубокого потрясения на лице, со словами «пан профессор, дорогой!..» бросился на Войцеха и они долго, крепко обняли друг друга, несколько раз поцеловались. В самом деле – всё это было невероятным, каким-то чудесным и немыслимым для них для всех. Невероятным было, что профессор-еврей, словно сгинувший в один день, и известная всему Университету пианистка, его аспирантка, о которой ходили слухи, что она была схвачена и погублена «гестапо», на самом деле живы и стояли перед ним, старым паном Мигульчиком, почти сразу после событий ноября 39-го уехавшим к своим родственникам в небольшое горное село. Невероятным было, что они, после всего случившегося за последние три недели, все же сумели унести ноги, благополучно проехать через половину страны и осуществить свою дерзкую задумку, обнимали дорогого и достойного человека из их прошлой, кажущейся уже такой далекой жизни. А когда Магдалена сняла с головы немецкую шляпку, с широкими полями и скошенную направо, и пан Юлиуш взглянул ей в лицо, то не выдержал обхватил ее в объятиях, поцеловал как дочь и со словами «девонька моя бедная!» заплакал, и так они стояли чуть ли не пару минут, обнимая друг друга и плача, всё понимая… Помня Магдалену, «ожившую мадонну» и кажущуюся сошедшей со старинных полотен красавицу, он не мог сдержать себя, стоял, сжимая ее в объятиях, и плакал, только покачиваясь чуть из стороны в сторону от горя и жутких, рисуемых воображением картин и догадок. Войцех смотрел на того и вспоминал, что было с ним самим, когда добравшись до глухого лесного закутка возле Вавра, он наконец-то смог обнять Магдалену, вглядеться в нее и понять, что произошло, и главное – что было с ней перед этим. Когда все превые слезы, объятия, возгласы радости и изумления, вопросы и прочее наконец сошли, хотя поток их был довольно долог, пан Юлиуш, сходу поняв, что должен помочь и укрыть их, объяснил им, как ему это видится. Дом, в котором они находились, был старым деревенским гнездом деда «кужина» пана Юлиуша, в середине 19-го века служившего в этих местах княжеским егерем. Уже много после, перед самой первой войной, на принадлежавшей этому человеку земле была построена та гостиница, которую больше половины жизни держат родственники пана. Они останутся пока здесь, предложил пан Юлиуш. Домик на отшибе, с основными постояльцами они пересекаться почти не будут, а он представит их всем так, что ни каких-то сомнений и вопросов, ни фамильярного желания «пообщаться» и «завязать знакомство на отдыхе», они вызывать не будут – как супружескую пару из рода Жижетских, восстанавливающую силы после семейных несчастий и желающую приватности и покоя. Старинный и большой род Жижетских, как это известно, негласно сотрудничает с властями генерал-губернаторства, от чего и сохранил большую часть разнообразной собственности, от имений до предприятий. И ни у немцев, ни у поляков, гостящих здесь (у тех и у других – по своим причинам), не будет дерзости слишком приближаться к паре, пан Юлиуш уверен, в особенности – если пан профессор и пани Магдалена сумеют повести себя вежливо и умно, отбивая холодом само желание. Однако – он уверен, что это выйдет, и даже прекрасно. «Вы, пан профессор» – сказал он с грустной и теплой улыбкой – «недаром всегда напоминали коллегами и студентам шляхтича старого рода, а пани Магдалена…» «Голубушка» – обратился он к ней глухим, сдавленным от боли голосом после паузы – «вы, даже несмотря на застывшие на вашем лице несчастья, всегда будете в глазах окружающих только королевой, помнящей, кто она и чего она стоит». Магда разрыдалась, не выдержала. Единственными, кому он скажет правду, будут родственники, продолжил пан Юлиуш. «Но будьте уверены, пан профессор – чтобы ни было, это достойнейшие люди, ненавидящие немцев и всецело преданные мне, и на них можно до конца положиться». Выходить в село у них не будет надобности – а забраться в горы и бродить там для отдыха, если покажется, что приемлемо рисковать, они смогут прямо из своего домика, через брод недалеко отсюда. Даже если замкнутость их жизни вызовет у кого-то неприязнь, то легенда и аура случившегося в их семье несчастья – пан Юлиуш позаботится, чтобы всё это хорошо и прочно разошлось, сохранят почтительность или боязливое уважение, и в любом случае не вызовут подозрений. А прислуживать им, учитывая важность гостей, будет он сам – так это будет для всех, и у них будет благовидный предлог как можно более видеться. Эта одежда – единственная… м-да… ну ничего, пан Юлиуш съездит завтра в Закопане и постарается либо раздобыть, либо заказать что-то дорогое, под стать легенде. Не надо денег. Есть деньги. Гостиница пользуется популярностью, сливки из числа «скотов» любят горный отдых и по временам не скупятся. И он будет только счастлив потратить эти деньги на что-то по настоящему важное. Пан Юлиуш ушел, а они почти сразу бросились отсыпаться и очнулись только глубоким вечером, когда уже было темно. И поразительное дело – окружающее пространство за исключением гостиничного двора, слегка освещенного фонарем, тонуло густом мраке, но они впервые за долгое время проснулись без страха и паники, без моментально, с первыми доходящими звуками, заполняющего живот и душу чувства тревоги, к которым уже так привыкли. И даже царящий вокруг мрак, показался им не томительным и пугающим, а полным загадочного обаяния, манящим надеждой и что-то обещающим, и его влажная, полная самыми разными запахами свежесть, пьянила и обезумливала, тянула размечтаться, поверить в жизнь и успех… И это было опасно, потому что так можно было потерять бдительность, то последнее «звериное» чутье, которое бывает помогает выжить и спастись в самые безнадежные мгновения. Как это случилось с ним десять дней назад, на любимом месте возле небольшой речки. На столе были еда, пара прелестных, подходивших Магдалене платий для отдыха и записка от пана Юлиуша с тремя словами – «всё в порядке, отдыхайте». Они ощутили в это мгновение, что счастливы и попали в рай. Как мало нужно человеку для счастья – покой, безопасность, близость любимого человека… возможность по праву утонуть в самых человечных и чистых мечтах… внезапное обретение самого простого, так недостающего… И всё это остается верным, сколько бы лет тебе не было, чтобы ты не прошел, не знал и не пережил, не видал в перипетиях судьбы и жизни…