Владимир Нестеренко - Обманутые счастьем

Евграф неожиданно, как в первый раз затянул прерванную песню сочным грудным голосом. Она лилась в степь туда, где Василько косил сено и перекликался звонким голосом с вдовою. И бросив косу, пошёл до дому просить мать:

Евграф оборвал песню и, как продолжение, молвил:

– Вот и нам бы не попасть на чаруватый глаз. Обождём в поле близ хутора, пока светило за лес упадёт, чтоб, не дай Боже, наши денежки не заплакали.

– Бережёного Бог бережёт, – согласился Степан, – кто знает, какие люди за оврагом сели.

На усадьбу въехали с задов, низиной, чтоб не маячить на косогоре при садившемся за далекие леса солнце. Северный прохладный ветерок и во благо, сдувал гнус, лохматил мужикам непокрытые картузами головы. Осторожничали, кабы кто не увидел с худым глазом коров, не зчарувал, не присушил молоко. Новых поселенцев, что приживаются на той стороне балки, знали плохо. За большой занятостью к ним на усадьбы не ходили. Да что там и делать, не шибко справные люди, многодетные, крикливые. Не раз уже прибегали просить то воды из колодца, её не жалко, бери, то за инструментом плотницким к Степану. Он давал попользоваться только дважды. Самому постоянно нужен.

Едва мерин остановился, приятели быстро, словно крали, отвязали от подводы коров и торопливо пошли к своим избам-времянкам, под стену, где с кусочками хлеба, с вёдрами воды и подойниками терпеливо ожидали их жёны.

– Принимай, Одарка, нашу кормилицу-Милку.

Евграф передал коровий повод жене, перекрестился. Та подставила корове ведро с пойлом. Милка охотно шагнула навстречу, погрузила морду в ведро и принялась жадно пить, шумно втягивая воду. Оторвалась от ведра, роняя капли с губ, захватила шершавым языком кусочек хлеба с протянутой руки. Одарка погладила корову по шее, по левому боку и тоже перекрестившись, шепча молитву, подставила под себя низкий стульчик, опустилась на него. Умело смахнула мокрой тряпкой пыль с вымя, налитого молоком, и первые густые струйки цвиркнули в кленовый подойник, словно долгожданная музыка.

Из времянки выкатился старший сынишка Иван, уставился на стоящего отца, который подался к нему, вытаскивая из кармана шаровар сахарного петушка, завернутого в желтую бумагу. Следом раздался панический плачь Коленьки. Отец заторопился угостить гостинцем младшенького. Мальчики сунули в рот гостинец от зайчика, успокоились. Отец увел их в хату, тут же вернулся с кружкой, чтобы отведать парного молока, определить его вкус и жирность.

– Не прогадал, Одарка, не прогадал! – весело сказал Евграф, с наслаждением отпивая из кружки парное, пенистое молоко.

Едва солнце вынырнуло из ночного сна, раскидав по высоким перистым облакам ожерелье зари, скользнуло первыми лучами по изумрудной дали лугов, расплываясь разливным июньским светом, предвещая погожий, жаркий день, Евграф – на ногах. Пока свежо. Он в зипуне. Подхватил вилы, косу, взгромоздив на правое плечо, и широким шагом двинулся через свою усадьбу на луг, где стреноженные паслись его и Степана лошади. За ним поспешал Белянин.

– Добре ночевал, Стёпа? – оглянулся на соседа Евграф, услышав сзади шаги.

– Без снов, как убитый, – Степан тоже нёс вилы и косу. Мужикам надо накосить травы для коров и бычка, пока не решится дело с выпасом в общем поселенческом стаде. К тому же забой бычка решили отложить, пока не будут вырыты погреба. А они нужны позарез, где бы хранить в кринках остатки молоко от завтраков и обедов. Судя по первому удою, коровы – ведёрницы. Будет на столе и масло сливочное, и творог. А с ними – вареники, ватрушки всеми любимые. Только стряпай!

Кринок маловато. Всего по две в семье, купленные вчера на ярмарке. И Одарка и Наталья охают: сколько всего надобно! Приехали сюда, можно сказать, с пустыми руками, меняя в долгой дороге на хлеб свой скарб. Да и того было – кот наплакал. Кое-какая посуда, одежка, постель остались. Пополнять надо домашнюю утварь. А на что? Мужья их по-иному смотрят – чтоб дом срубить. Прежде – основа из камней и глины требуется, фундамент, как говорят теперь, да лес. Вот и стараются мужики под своё хозяйство тот самый фундамент подвести. Первая ссуда в тридцать целковых и путевые ушли на избы [3] В сталинские годы крестьянам выдавались ссуды для строительства жилья под два проц. годовых, начало гашения через год в течение пяти лет. Практиковался способ выдачи построенного жилья за счет этой ссуды. В постсталинское время предприятиями выдавался кредит (рассрочка на несколько месяцев) на приобретение одежды, мебели, холодильников, мотоциклов и прочее. В период реставрации бандитского олигархического капитализма фермерам первоначально выдавали одноразовую ссуду по 500 тысяч рублей под 8 процентов на три года, начало гашения начиналось с момента получения денег. Инфляция быстро съедала эту ссуду. Получить новую на приобретение ГСМ, техники, семян было весьма трудно, в чем убедился автор, работая в течение одиннадцати лет фермером. И только, спустя около двадцати лет, фермеры стали получать ссуды сравнительно проще, заработали гранты. , которые потом сгодятся вместо сарая, на кое-какую утварь, на семена пшеницы, картофеля, кукурузы, подсолнечника. Правда, семена овощей со своей родины привезли, посадили, но и местные районированные для сибирских условий, тоже использовали. Успели все же запахать десятину целика вместе с приусадебным огородом, разбить его боронами, посеять пшеницу, овёс, посадить картошку и всё другое для себя, не на продажу покуда. Так ведь и кормиться на что-то надо. Пластаются от зори до зори, без сытного стола – упадут. Куль муки уж доедают. Вторая ссуда ушла на корову, основу хозяйства. Хотя главная основа – мужья.

Одарка встала с постели спозаранку. Квашня у неё на хмельной опаре подошла. Пирогов со щавелем напечь собралась. Муж сам печку-голландку в избе клал. Малая, всего на три колодца, правда, топка большая с тем расчётом, чтобы варить на ней в чугунках щи да галушки, печь блины, да оладьи, а в топке, на углях, вроде русской – караваи небольшие да сдобу на противне. Приноровилась Одарка, науку свою Наталье передала. Той почти не приходилось в девках, да при свекре, выкатывать да печь хлеба. Сыр из козьего и конского молока, сказывала, умеет варить. Мечтает и тут коз купить, сыром мужа и детей кормить. Хорош он для лета, сытный, долго лежать может. Да только не залежится. У мужей аппетит богатырский. Постные пока супы, сдобренные подсолнечным маслом, швыркают.

Одарка подбила тесто, подхватила подойник и – к Милке. Доит и радуется: скоро сметанка на столе появится, потом маслице. Сытнее станет еда, куда с добром! Милка стоит смирно, лениво пожевывая жвачку.