С.Г.Малиновски - Гвардии майор

К Нахимову упрек полковника, конечно, никоим образом не относился. Его могучий интеллект и талант стояли настолько высоко над окружающими его людьми, что критике просто не поддавались.

Пока Павел Степанович писал ответ, я развлекался тем, что прощупывал окружающих. Неожиданно я уловил знакомые излучения, и в комнату ворвался тот самый скандальный майор, который ругался с Тотлебеным несколько дней назад. Как и положено офицеру, он сдержал слово и пошёл жаловаться.

– Господин вице-адмирал! – возопил скандалист.

Нахимов оторвался от письма, пытаясь понять, кто это и зачем пришёл. А жалобщик, вдохновленный молчанием Нахимова, продолжал:

– Позвольте доложить вам о произволе и неблаговидных поступках инженер-полковника Тотлебена Эдуар…

Он не успел закончить. Заинтересованность на лице вице-адмирала сменилась раздражением, он гневно нахмурился, отложил бумаги и ровным ледяным голосом произнёс:

– Жаловаться? На Тотлебена? Подите вон-с!

Майор замолчал, словно его обрезали. Несмотря на то, что Нахимов говорил тихо и вежливо, он понял, что вице-адмирал разгневан. Уже через минуту наглеца в штабе не было.

Нахимов глянул на меня со слегка виноватым выражением на лице и протянул пакет. Я откозырял и удалился.

Вручив ответ учителю, я рассказал о сцене, которой был свидетелем. Полковник кивнул:

– Прискорбно наблюдать, как люди, облеченные властью и призванные защищать Отечество, проявляют, даже в боевых условиях, печальное скудомыслие.

Я оторопел. Учитель весьма редко сбивался на столь восторженный штиль. А он, тем временем, продолжал:

– Господин вице-адмирал подтвердил, неисправные ружья более не поступали. Господин Шлиман отстранен от военных поставок, – он подмигнул, показывая, что торжественная часть окончена.

А я искренне обрадовался:

– Слава богу! Главное, чтоб теперь вообще поставки не прекратились.

– Это исключено. Подумайте, Петя, кто откажется от такой кормушки. Сейчас там драка идет, чтобы место Шлимана занять.

– Учитель, зачем ему это? Такие деньги на взятки потратить, и поставлять негодные вещи. Неужели ему мало? Ведь он и так сказочно богат.

– Петя, не заставляйте меня краснеть, из-за вашего нежелания как следует подумать. Покупает он неисправные ружья за копейки, а продает, как новые.

– Хорошая разница, – согласился я, старательно игнорируя замечание учителя на счёт моих умственных способностей.

– Петенька, когда вы, наконец, поймёте. Для большинства людей денег никогда не бывает много. А для авантюристов их всегда мало. Люди такого сорта думают, что за деньги можно купить всё. И поэтому, чаще всего, покупают власть.

– Но у Шлимана власти нет.

– В его границах – есть. Но он покупает не власть, а возможность заработать ещё больше. Причём, заметьте, любым нечестным путем. Только Гомера он любит искренне и так же бескорыстно ищет свою Трою, но если найдёт её, просто ограбит – ведь там золото… Так что, для него важны только деньги ради денег.

– Но ведь это болезнь! – возмутился я.

– А кто вам сказал, что он здоров? Приблизительно треть населения земли нездоровы совершенно таким же образом. Однако, достаточно о пустяках. Давайте проверим, как вы выучили урок.

И он перешёл на древнегреческий…

…В связи с войной, Новый год отмечали в окопах. Для союзников это был обычный день, ведь праздновали они двенадцать дней назад. Тогда мы им не мешали. Сегодня они тоже дали нам передышку. Воспользовавшись этим, Кошка быстренько сбегал на вылазку и привел трёх пленных французских офицеров, полностью груженых провизией. Французы выглядели ошеломлённо. Они никак не ожидали такого поворота событий, а самым обидным было то, что их пленили с помощью одного только ножа. Но мы сегодня были добрые, и, дав им, ради праздника, по стакану водки, отправили восвояси, после чего, забравшись в редут, устроили маленькую пирушку.

Было очень весело и мило. Французский коньяк, прекрасная жареная баранина, изумительный на вкус пармезан *, настоящий кофе и восхитительные американские сигары.

Присутствовали все местные вампиры. Кроме Даши праздник удостоили своим присутствием ещё три наши дамы, и естественно, это очень оживило собрание. В середине веселья появился даже Магистр.

Тотлебен, выпив рюмку коньяку и выкурив сигару, удалился. Работы у инженер-полковника всегда было много, даже в новогоднюю ночь. А в этот раз у него был особый наряд. Нахимов приказал всем офицерам недовольным фортификационными работами, на эту ночь прибыть в распоряжение господина Тотлебена для проведения этих самых работ. Самым обидным было то, что с Эдуардом Николаевичем ушла и Даша. Пирогов оперировал в любое время суток, а она часто ассистировала ему. Как он только выдерживал такой темп, не будучи вампиром? Не знаю…

…Адаптация моя почти закончилась, и жизнь приобрела новые краски. Теперь я снова мог выходить в любое время дня и радоваться солнцу (хотя, во время боя его почти не видно из-за дыма). Но главным было то, что теперь наравне со всеми я участвовал в боях. Это приносило мне искреннее удовлетворение.

В конце января полковник направил меня на усиление городских позиций.

Попав в город, я ужаснулся. Как здесь ещё жили люди понять было невозможно. Артиллерия била непрестанно. В воздухе висела взвесь пыли и дыма. Но под непрекращающимся обстрелом люди продолжали жить и сражаться. Даже дети, которые оставались в городе, вносили в оборону свою лепту.

Я видел, как двое восьмилетних мальчишек заливают водой бомбу, а потом, засунув её в пустое ведро, тащат к ближайшей орудийной позиции.

Взвод, в который я попал, прикрывал батарею, которой командовал мой бывший подопечный – поручик Толстой. Я от души порадовался за него. Просто так в Севастополе званий не давали. Эх, если б к этим званиям прилагались ещё и ядра.

За время моего пребывания в городе, мы весьма неплохо познакомились. До дружбы дело, конечно, не дошло. Кроме того, что он граф, а я родом из служилого дворянства, Лев Николаевич оказался довольно замкнутым человеком. Но война сближает и не такие противоположности. И действительно, когда ты день за днем, плечом к плечу стоишь под обстрелом рядом со своими соратниками, престаёшь так уж строго следовать условностям, таким важным в мирное время. Стирается грань не только между выходцами из разных слоев общества, но и между офицерами и солдатами. Остаются только обращения по званию, да беспрекословное выполнение приказов (я говорю об умных офицерах).

Мы и жили-то все вместе, оборудовав под казарму несколько комнат в полуразрушенном доме рядом с батареей. Вечерами, когда обстрел прекращался, пушки приводили в порядок, солдаты получали пищу, помощь, ежели таковая требовалась, и свой законный стаканчик водки. Мы уходили к себе, ужинали и говорили. Говорили обо всём, иногда забывая об отдыхе.