Никита Василенко - Война с готами. Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

– Ваше Великолепное Высочество… Величие… – начал было Иосаф заученно, но сбился.

– Хватит! – милостиво разрешил император. – С тебя достаточно, я знаю, что ты меня любишь.

Простак Иосаф благодарно улыбнулся. При этом страшный продольный шрам на его правой щеке – след от удара персидского конника-катафрактария, вдруг дернулся, придав лицу солдата совсем уже дьявольский вид. Обычно это производило неизгладимое впечатление во время переговоров с командирами пограничных, комитатских легионов.

– Иосаф, кончай ржать, ты лошадей испугаешь, – по-отечески посоветовал своему офицеру император. – Найди ты лучше мне Константина Германика. Знаешь, того, из Галльского легиона.

Кроме всего прочего, Иосаф ценился императором за цепкую, как, впрочем, у многих безграмотных людей, память. Он знал имена не только своих солдат, но практически всех командиров, офицеров ближних и дальних гарнизонов.

– Я видел его в свите сегодня утром, – с готовностью доложил Иосаф.

«Конечно же, в свите, – подумал император. – Я сам назначил ему аудиенцию еще вчера. Как чувствовал…»

Додумать Валент не успел, начался второй заезд колесниц, и он с азартом подался вперед, криком подстегивая снова вырвавшегося вперед возничего в голубом.

Состязания закончились после полудня. Из положенных двадцати четырех заездов колесницы венетов – богатых болельщиков, традиционно облаченных в голубые цвета, были первыми тринадцать раз. Трижды колесничие, не удержав коней, вылетали из упряжек, разбиваясь о медные статуи греков, каменные колонны египтян, а то и просто варварских идолов, разделявших арену по спине ипподрома.

Зрители остались довольны. Простолюдины поспешили к гигантским аркам на выходе: пить и смотреть на улицах представления мимов и фокусников. Богатые жители Константинополя отправились в бани-термы, чтобы после традиционного омовения и массажа на прогретых мраморных столах вкусить мясо и сладости, накануне доставленные в порт из всех уголков Ойкумены.

Арену, статуи, каменные сиденья громадного ипподрома мигом обсели большие невесть откуда взявшиеся в этих краях коричневые чайки. Пронзительно крича, словно обманутые женщины, они обсуждали, казалось, грехи рода человеческого, среди которых первыми были, разумеется, алчность и азарт жителей Константинополя.

Тем временем император Валент по специально сооруженным для такого случая переходам прошествовал со свитой в Палатий. Выстроенный по приказу императора Константина всего за шесть лет, дворец представлял собой огромный комплекс строений из соединявшихся или отдельно расположенных зал, нескольких церквей, императорских спален, обеденных комнат, бань и помещений для прислуги и охраны, всего числом до полутысячи.

Неудивительно, что император Валент, чье детство прошло в отцовских гарнизонах провинциальной Британии и пыльной Африки, до сих пор путался среди мраморных колонн, длинных переходов, порой наглухо перекрываемых дверьми из бронзы и чистого серебра, утыкаясь в столбы из яшмы там, где, по мнению императора, должны были находиться открытые внутренние дворики, засаженные карликовыми деревьями и благоухающими яркими цветами.

Разумеется, вовремя подоспел евнух-египтянин и, как будто никуда не отлучался на ипподроме, бодро засеменил чуть впереди самодержца, который коротко бросил: «На террасу, к морю».

Через некоторое время император, вездесущий евнух-египтянин, начальник охраны Иосаф, который вообще ни у кого не спрашивал разрешения быть рядом с императором, присоединившийся к ним Евсей, квестор Священного двора, вышли на залитую солнцем, увитую плющом террасу, откуда открывался изумительный вид на Мраморное море, прозванное в этих краях Греческим.

– Иосаф, вели подать вина. Сюда. – Валент небрежно указал на предусмотрительно спрятанные в тени мраморные уступы-скамейки. – Выдерни из свиты Константина Германика. Все остальные пусть ждут в Большом дворце, скоро будем кушать.

Зная простоту вкусов своего императора, Иосаф, не мудрствуя лукаво, приказал служкам приволочь несколько тяжелых амфор с сирийским вином. И тут же, из спрятанного в цветах фонтана-дельфинчика, сам наполнил свежей водой большие чаши-кратеры, чтобы разбавить в них сладкое вино.

Одетые, как знатные горожане, рабы, обычно прислуживавшие за обедом, внесли стеклянные кубки, ножки которых были украшены серебром и зелеными изумрудами.

– Чужих глаз нам не надо, – распорядился император, – даже в моей свите могут быть соглядатаи проклятых персов. Поэтому, евнух, будешь за виночерпия. Лиши девственности эти дивные кубки, плесни нам вина! А ты, Иосаф, зови сюда Константина Германика.

Не успел египтянин, внутренне содрогаясь от варварского нарушения этикета, серебряным черпаком в виде коварного змия наполнить большие бокалы, как на террасе возникла громадная фигура трибуна Галльского легиона Константина Германика.

Лучи полуденного, но еще жаркого солнца отразились на роскошных доспехах вновь прибывшего, которые на мгновение ошеломили даже приближенных императора. Начищенный до зеркального блеска нагрудный панцирь. Под ним – доспех из узких бронзовых пластин, перекрывавших одна другую. Медные накладки портупеи, поддерживавшие меч-спату на левом бедре и полуспату на правом. Ножны, расцвеченные драгоценной эмалью. Посеребренный парадный шлем с двухцветным красно-белым гребнем, с золотыми крестами на налобнике. Кроваво-красные рубины на перевязи. Все ослепляло, сверкало, переливалось, играло на солнце.

Да и сам трибун соответствовал своему роскошному одеянию. Был он высок – на голову выше любого из палатийских гвардейцев. Аристократическое выражение лица, нос с горбинкой, серые глаза и вдобавок густые светлые курчавые волосы, хоть и подстриженные коротко по римскому армейскому стандарту, но даже в этой прическе выглядевшие так, будто молодой мужчина собрался на любовное свидание, никак не на встречу со своим государем.

– Хорош! Ай, хорош! – прокомментировал император. – Как тот жеребец, который сегодня выиграл последний заезд. Хорош!

С этими словами Флавий Валент вскочил с мраморной скамьи и, не удержавшись, обошел своего трибуна, придирчиво рассматривая парадные доспехи. Внезапно, сильно хлопнув по нагруднику, спросил:

– Думаешь, выдержит?

Трибун понял солдата-императора с полуслова:

– Если надеть еще стеганый льняной кафтан, думаю, даже копье остановит.

– Да? – недоверчиво произнес император. – А что ж тебя перс тогда стрелой пощупал?