Никита Василенко - Война с готами. Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

Император Валент с одобрением посмотрел на своего трибуна. «Молодец, парень. Главное, оба глаза целы». Потом произнес вслух:

– Все верно, ты должен добраться до Самбатаса. Но не на своем коне, во главе комитатского легиона. Иначе тебя, кстати, раздавят по дороге если не анты, то аланы. А доплывешь на торговой корбите, вместе с купцом. Соображаешь? Твоим оружием будет не спата, но золотые солиды. Еще старые, полновесные, чтимые во всей Ойкумене, с профилем твоего великого тезки, императора Константина. Твое дело провести разведку, – продолжал Валент. – И кстати, навербовать Иосафу в палатийскую гвардию сотни две воинственных антов. Себе, в будущий комитатский легион, можешь подкупить конных аланов. Сегодня день весеннего равноденствия, начало навигации. Должен вернуться к нам до осенних штормов. Ничего не записывать, да ты и писать, наверное, не обучен…

– Нет, матушка научила, – несмело улыбнулся трибун. – Но меня больше чтение привлекало: «Илиада» Гомера да «Александрия» Каллисфена.

– Ну, ясно, – проворчал удовлетворенный его ответом император. – Хорошему офицеру больше знать и не надо.

Затем Валент резко повернулся к квестору Священного двора Евсею:

– Все понял?

– Все, о Величайший. Завтра же в порту подберу нашему герою солидный караван. Думаю, из трех суден, не меньше. Прослежу, чтобы семьи купцов оставались на время экспедиции в столице. Так спокойнее. Если Величайший настаивает, слегка потревожу воинскую кассу, золота надо много.

Император скривился, как от укуса малярийного комара в дельте Евфрата. Он не любил, когда кто-то накануне летних передряг без нужды посягал на деньги для войны.

Евсей понял, что ошибся, и допустил еще одну оплошность:

– Возможно, мы слишком тратимся на акведук?

Валент мгновенно вспылил:

– У тебя мозги окончательно жиром заплыли! А что столица пить будет? Где ты воду возьмешь?

Император лично следил за строительством акведука, который превосходил многое, известное в истории доселе. Акведук уже тянулся на десятки стадий, посылая живительную влагу в громадные бассейны под столицей.

Неожиданно на помощь Евсею пришел египтянин-евнух:

– Мой Величайший Господин, позволь, я избавлю тебя от этой надоедливой заботы.

Валент с интересом уставился на Префекта Священной опочивальни.

– Предприятие обещает быть удачным и прибыльным, – пояснил египтянин. – Я берусь его профинансировать, если на то будет твоя воля, о Великий. Заодно дам на помощь одного своего земляка, он уже многие годы ходит с кораблем из Египта с грузом отличной пшеницы для твоих солдат, Светлейший.

Император Валент мгновенно пришел в хорошее расположение духа: расходы сокращались до минимума.

– Тебе – верю. Ты – своего не упустишь. – Затем перевел взгляд на Иосафа. – Ну, а ты, герой?! Что молчишь?! Помоги товарищу!

Иосаф по простоте душевной ничего бы не понял, если бы евнух опять не пришел на помощь. Тот кашлянул, призывая внимание начальника охраны, и кивнул на его секиру, украдкой показав указательный и средний пальцы.

– А-а, – сообразил Иосаф. – Я выделю Германику нубийца. Эфиопа значит, из стрелков. Он овладеет древним искусством критских лучников, попадает в яблоко с двухсот шагов. Ну… Кого еще… Лучше Тираса, фракийца, серпоносца, пожалуй, не сыскать. Он своим серпом первым перерубил хобот слона в битве при Кохе, неподалеку от полноводной реки Тигр.

– Тирас?! – в возбуждении вскричал Валент. – Помню его, как не помнить! Славный был удар!

Император, который боевых слонов боялся ужасно, как, впрочем, и большинство в войсках Юлиана Отступника, при воспоминании о том, что его нынешние гвардейцы запросто отрубают им хобот, пришел в неистовый восторг:

– Вот и славно, вот и порешили! Вина сюда, вина! И – фиников, и – грушу сушеную, и – льда побольше!

Под вечер военный совет быстро перешел в симпозиум или «дружескую попойку», как сказали бы греки.

Великолепная, блистающая золотым шитьем и сверкающая красными рубинами свита императора, утомленная скачками и донельзя проголодавшаяся, но терпеливо ожидавшая обеда в Большой зале, была изрядно поражена (виду, разумеется, никто не подал), когда уже при первой звезде с закрытой террасы вдруг появилась странная процессия. Первым важно шагал Префект Священной опочивальни, за ним, пошатываясь, следовал квестор Священного двора, грозя пальцем: «Молчать, всем молчать, что здесь видели». И наконец шествие замыкали Иосаф и Константин Германик, которые тащили императора Священной Римской империи Флавия Валента. Тот, свирепо ругаясь, требовал тут же предоставить ему грозный серп, чтобы отрубить хобот проклятого слона царя Сапора.

В Константинополе у трибуна Германика своего дома не было. Роскошную виллу предоставили ему родители жены, девятнадцатилетней красавицы Елены. Почему вдруг Марк Силансий, отец Елены, префект одной из внутренних провинций, богач, любитель скаковых лошадей и коллекционер греческих статуй, позволил обыкновенному трибуну взять в жены единственную дочь, оставалось для Константина загадкой. Впрочем, когда-то Марк, любуясь профилем будущего зятя, как-то странно выразился в том духе, что «желает потомство истинно военное». Pueris stirpis Romanae. Из «отпрысков романского древа».

На неуместное замечание Константина, что мать его все-таки из германских батавов, вельможа живо возразил: «Когда-то давно батавы славно потрепали нас. Но кто теперь об этом помнит! Конные германцы охраняли самого Константина. И теперь верно служат Светлейшему и Великому Флавию Юлию Валенту. В общем, скажи спасибо матушке, что она родом из батавов».

Вспоминая об этом, Константин непроизвольно улыбнулся. Именно мать научила его читать на греческом языке, привила любовь к странному для нынешнего уха гекзаметру Гомера. Именно мать рассказала ему, что Великий Слепой слепым в жизни никогда и не был, просто значительно позже александрийские философы приписали ему отсутствие зрения. Мол, не может смертный простым взором описать картину мира: «Так же, как если с вершины скалистой огромную тучу козий пастух заприметит, гонимую с моря Зефиром, издали взору его, как смола представляется черной. Мчится над морем она и ведет ураган за собою. С ужасом смотрит пастух, и стада свои гонит в пещеру. Схожие с тучей такой, за Аяксами к жаркому бою, Юношей, Зевсом вскормленным, стремились густые фаланги. Черные, грозно щетинясь щитами и жалами копий» [2] Перевод В. Жуковского. .