Дмитрий Усачёв - Китай под семью печатями

– Модель у твоей одностволки М-5, а это означает, что Мише исполнилось 5 лет.

Прямо в теплушке устроили хоровод, пели: «Как на Мишины именины испекли мы каравай, вот такой вышины, вот такой нижины…» Каравай действительно на керогазе испекли, папе Павлу на очередной станции удалось заработать муки. Вагонным соседям тоже по краюшке досталось. Хлебный аромат хоть на пару часов, да и то хорошо, выдавил из теплушки не самые вкусные запахи дальней дороги.

С горем пополам добрались до Благовещенска. Двадцатые числа ноября 1922-го. На Дальнем Востоке уже установилась большевистская власть, которая подтвердила переселенцам право легально пересечь границу с Китаем и попасть на КВЖД.

Именно «легально» – это ключевое слово.

Много лет спустя, в 1935-м, когда не очень грамотная Прасковья станет отвечать на вопросы анкеты Бюро по делам Российских Эмигрантов в Маньчжурии (сокращённо БРЭМ), то переволнуется, замешкается, не понимая точно, что от неё требуют. И тогда ей поможет кто-то из сотрудников Бюро, который своим красивым почерком дополнит ответы существенными уточнениями. Например: «в Маньчжурию прибыла с мужем, сестрой и детьми в ноябре 1922 года из Благовещенска легально по советской визе. По прибытию в Харбин возбудила ходатайство о выдаче эмигрантского паспорта, сдав свой советский паспорт в Главное Полицейское Управление, при этом поручителем была Панфилова Анастасия Константиновна, Зелёный Базар, 8-я улица, дом 27, домовладелица».

Потом и ещё в одной строчке анкеты этот сотрудник своей рукой впишет за Прасковью слово «легально», что было важно для статуса эмигрантов Усачёвых и Татьяны Толстиковой.

Это всё про Усачёвых и Толстикову.

А были ещё эмигранты Кочергины – родители Лизы, будущей жены Миши Усачёва.

Уж в их-то анкеты слово «легально» никак не могло попасть.

Нелегалы чистой воды. Нарушители границы уезжали из Владивостока в конце октября 1922-го, числа так двадцать восьмого или тридцатого, если вообще не 1 ноября. Покидали Россию вместе с остатками дальневосточной Белой Армии. Вместе с теми белогвардейцами, которые не уплыли на крейсерах, канонерских лодках, тральщиках и пароходах Белой Сибирской флотилии, а спасались посуху – пешком или на телегах – от Посьета через Хуньчунь и в сторону Мукдена.

Кочергины в этой десятитысячной колонне продвигались на арбе, запряжённой в доходягу-кобылу, всё это купили у корейцев. С четырёхлетним сынишкой Толенькой, который уже выплакал все слёзы от страха. И с дочуркой на руках. Лизоньке в этом переходе из прошлого в будущее исполнился один годик – как раз 4 ноября.

Вот так: пыльная дорога между сопок, хорошо, что пока ещё не заснеженная. Тысячи смертельно уставших беженцев. И у малышки – день рождения. Она весь свой праздник проспала у маминой груди в арбе среди немудрёного скарба.

У Кочергиных в арбе – узлы с самым необходимым. И ещё книги – несколько связок. Мама у детей – книгочейка, она накануне эвакуации всё отбирала и отбирала из большой домашней библиотеки любимые книжки, но оказалось, что нет у неё книжек нелюбимых, так что забрала с собой то, что можно унести на руках, а остальное стаскала в ближнюю школу.

Замыкали эту пешую и тележную колонну белые кавалерийские группы – они оберегали беженцев от красных кавалеристов, которые следовали по пятам, готовые напасть. Не обходилось без стрельбы. И тогда младший Кочергин, Толечка, закрывал уши ладонями и прятал голову в плечики. Белый исход.

Да, сына у Кочергиных звали Толей, он родился в 1918-м, в Бугульме, когда Самарская губерния и Татария были под белыми. Отходили на восток вместе с колчаковцами. А дочка Лиза, как мы уже узнали, появилась на свет 4 ноября 1921 года во Владивостоке. Так что первый Лизин день рождения совпал с дорогой в более-менее безопасный Китай.

Это Кочергины. А что же Усачёвы?

А Усачёвы через несколько дней, 10 ноября 1922-го, как мы помним, пекли на керогазе в вагоне-теплушке каравай в честь Миши, которому стукнуло пять.

Такие близкие даты – 4 ноября и 10 ноября. Всё рядышком. Михаил и Елизавета ещё и свадьбу свою сыграют тоже в начале ноября, 2-го числа, в 1941-м. И внук Михаил (да-да, Михаил) родится 5 ноября. 9 ноября увидит свет Оксана – мама правнука и правнучки. А у нашей Ульянки, тоже правнучки, дата рождения состоит из «барабанных палочек» – 11.11, правда, она родилась не в одиннадцатом году, а в 2012-м, но зато в 11 часов и 11 минут.

Елизавета обо всём этом не узнает, она умрёт совсем не старой, 53-летней; тяжело болела и отмучилась в 1974 году. Увы, тоже в начале ноября – шестого числа. Скорбная дата.

А в том, 1922-м, семьи Лизы и Миши прощались с русской землёй. С какой стати им надо бежать из России? Разве они в чём-то перед ней провинились?

Это назовут – Белый исход. Сколько их, белых, изошло из России? Сколько через Константинополь – в Париж и Прагу?

А сколько через Владивосток, Читу и Благовещенск – в наши Харбин и Мукден? Цифры разные. По неполным данным Службы по делам беженцев Лиги наций, общая численность белой русской эмиграции – 985 тысяч человек. Тогдашняя Лига наций – это как сейчас ООН. Можно верить? Почти миллион.

А какая доля из этого миллиона оказалась в Маньчжурии? Евгений Анташкевич, автор шпионского романа «Харбин», пишет: «К концу 1922 года в Маньчжурию из охваченной войной России пришли почти 300 тысяч беженцев. Харбин, город на северо-востоке Китая, казалось бы, стал спасением. На самом деле именно через него на четверть века пролёг фронт русской смуты».

Получается, что Харбин тут – не чемпион. Европа приняла вдвое больше русских эмигрантов, чем Китай. Но в густонаселённых городах Париже и Праге они, эти эмигранты, – рассеялись, растворились, так, всего лишь группки, пусть и немаленькие. А в Харбине русские эмигранты – сжатый кулак. За 1918–1922 годы население Харбина выросло в полтора раза. «Белым» этот русский город на КВЖД стал практически целиком. Город русской смуты?

То самое выдавливание русских людей с Дальнего Востока в Китай («если не уйдёте, то поубиваем!») большевики называли так: «ликвидация последних очагов контрреволюции». Или – «освобождение Дальнего Востока от интервентов и белогвардейцев». Очищение российской земли от Усачёвых и Кочергиных в числе сотен тысяч других «контрреволюционеров».

Белые эмигранты сами себя винили в том, что позволили большевикам занять всю Россию. И даже в том себя упрекали, что не сумели привлечь на свою сторону русский народ.

А привлечь было тяжело. Население на восемьдесят процентов – крестьянское, не шибко грамотное и просветлённое.

И перед этим населением стал выбор: или 1) ненавистное царское прошлое, или 2) неизвестное будущее.