Яков Нерсесов - «Свет и Тени» «неистового старика Souvaroff»

Следующий соперник Александра Васильевича – даровитый писатель и инженер великий гетман литовский Михал-Казимир Огиньский (1729—1800) – не обладал только одним, но важным в той ситуации, в которой находилась его родина даром – талантом полководца.

… Между прочим , Михала-Казимира Огиньского часто путают с еще одним М.-К. Огиньским – участником польского восстания 1794 г. графом Михалом-Клеофасом (Михаилом Андреевичем) Огиньским(25.9.1765, Гузув – 15.10.1833, Флоренция). После подавления восстания 1794 г. он эмигрировал в Италию, посетил Турцию и Францию. Но в 1802 г. переехал в Санкт-Петербург, где стал сенатором, а с 1815 г. остаток жизни провел во Флоренции. Но в истории Огиньский Михал-Клеофас остался как выдающийся композитор, большой мастер фортепьянной музыки, специализировавшийся на полонезах (национально-самобытная польская художественная музыка на бытовой жанровой основе) – у него их более 20, мазурках, вальсах, романсах и патриотических маршах с песнями. Широкая известность пришла к нему с полонезом фа мажор «Раздел Польши». Но невероятно популярным Михал-Клеофас стал благодаря своему знаменитому музыкальному произведению – полонезу «Прощание с родиной» (или «Полонез Огиньского»ля минор), который он написал, покидая родину. Ему же, кстати, приписывается легендарная боевая песня польских легионеров, сражавшихся на стороне французов с Россией «Еще польска незгинела – Jeszcze Polska nie zginela» («Ещё Польша не погибла») , ставшая позднее польским национальным гимном. На самом деле ее сочинил Юзеф Выбицкий в 1797 г., когда генерал Ян-Генрик Домбровский формировал в Италии польские легионы. Сегодня Михал-Клеофас Огиньский – не только признанный композитор-классик, но и национальное достояние польского народа…

Как гетман (главнокомандующий вооруженными силами) он смог сосредоточить в своих руках 4-х тысячный отряд и только выжидал удобного момента, чтобы ударить по войскам русских захватчиков.

И вот, как ему показалось, этот момент наступил. Внезапный удар нанесен: стоявший под Барановичами крупный русский отряд полковника А. Албычева был разбит, а его солдаты погибли, как их командир, либо захвачены в плен числом в 500 человек. После этого под знамёна Огиньского стали стекаться шляхтичи. При таком раскладе повстанцы Огиньского могли бы вскорости угрожать тылам русской армии Румянцева, на тот момент решавшей серьезные задачи на турецком фронте. Но этот первый успех Огиньского в борьбе с русскими оказался и последним. Теперь ему противостоял полководец, девизом которого было: «глазомер, быстрота и натиск» (глазомер – инициатива – время) !

Стремительный в любом деле, Александр Васильевич умудрился лихо «оттереть» в сторону любимца Веймарна, Иоганна фон Древица – смелого, но безмерно жестокого гусарского полковника (по некоторым данным, тот приказывал отрубать кисти рук конфедератам, нарушавшим «честное слово» не воевать, но попадавшимся с оружием вновь) и первым внезапно обрушиться на «разбушевавшегося» польского пана. Обстоятельства этого «закадрового маневра» Александра Васильевича – действовать против Огиньского должен был Древиц и другие близкое к Веймарну командиры – весьма просты: старшим по чину среди них был Суворов и все были обязаны ему подчиняться. Сам же Александр Васильевич предпочел ослушаться Веймарна и «нанизать на свою шпагу» очередную победу над бунташными поляками.

Поскольку Суворову было понятно, что вокруг Огиньского может организоваться серьёзная сила, он решил подавить этот очаг сопротивления в зародыше.

12 сентября 1771 г. небольшой отряд Суворова в 882—902 чел. ( данные разнятся; 600 пехотинцев, 298 кавалеристов – 69 кирасир, 78 карабинеров, 64 казака и 28 артиллеристов) с 4—5 пушками после нескольких стремительных переходов (их потом назовут «суворовскими»; за четыре дня было пройдено ок. двухсот верст) ночью скрытно подошел к местечку Столовичи,где расположилось 3-4-х (либо даже более?) -тысячное войско Огиньского с 8 орудиями. Невзирая на значительное численное превосходство врага, Суворов внезапно атаковал его.

Вот наиболее красочная («беллетризированная») интерпретация этого боя!

«…В полной тишине приблизились русские к Столовичам. Тучи, покрывавшие небо, усиливали темноту. Войска шли на огонь, мерцавший в монастырской башне. По пути казаки захватили пикет польских улан. Огиньский, ни о чем не подозревая, все еще праздновал свою недавнюю победу над русскими в обществе прехорошенькой французской «мамзелки», про которых тогда говорили, что они служат в «легкой артиллерии», всегда готовой к огневом контакту.

Между двумя и тремя утра 13 (24) сентября Суворов приблизился к Столовичам на ружейный выстрел и построил свой маленький отряд к атаке…

Наступление началось на рассвете, в четвертом часу, когда сон у часовых самый крепкий, и долгое время развивалось столь бесшумно, что противник ничего не подозревал. Однако у предместья русским преградила путь обширная болотистая низина, преодолеть которую можно было лишь по узенькой и длинной, в две сотни шагов, плотине.

Только тут суворовская колонна был замечена часовым. По тревоге поляки поспешно выскакивали из домов, затрещали выстрелы. Но огонь поляков не мог причинить особого вреда: было еще темно и утренняя заря едва начинала мерцать. В ответ загрохотали пушки и защелкали выстрелы суворовских егерей. Стена русских штыков прокладывала себе путь вперед. За ними двигались кавалеристы и казаки…

К утру Столовичи были во власти русских.

Контратака польских улан из полевого лагеря не спасла положения. 78 карабинеров из Санкт-Петербургского карабинерного полка рассеяли их. Сам Огиньский, бросив «обслуживать» «легкую кулевриночку», едва спасся, вскочив на коня и ускакав в поле в одном исподнем и без сапог или как отрапортовал в донесении довольный Суворов: «…гетман ретировался на чужой лошади в жупане, без сапогов, сказывают так!». С парой адъютантов он укрылся то ли в Кенигсберге, то ли в Данциге, где французский консул снабдил беглеца одеждой и дал денег на дорогу во Францию …»

Бой продолжался с предрассветного часа до 11 утра. Авантюра Огиньского провалилась…

Кое-кому победа кажется весьма неправдоподобной: 630 суворовских солдат (он ввел в дело отнюдь не все свои силы, благоразумно оставив резерв; он – это кстати, делал всегда!) разгромили 3-4-х тысячное войско неприятеля!? (На самом деле активно противостояли русским лишь 300 пехотинцев с пушками и 500 кавалеристов.) 435 человек пленных из отряда Албычева, с их двумя орудиями были освобождены.