Яков Нерсесов - «Свет и Тени» «неистового старика Souvaroff»

А ведь неизменно благоволившая к Александру Михайловичу Голицыну воинственная императрица-немка ( или, наоборот? ), назначая его – одного из героев Кунерсдорфа – главнокомандующим выступившей к Хотину1-й ( главной, т.е. для активного наступления ) армией, пожелала ему «счастия отцовского», намекая на заслуги перед отечеством его знаменитого отца – одного из сподвижников Петра Великого на военном поприще – генерал-фельдмаршала Голицына Михаила Михайловича-старшего. ( Повторимся! Не путать с его полным тезкой генерал-адмиралом Голицыным Михаилом Михайловичем-младшим или меньшим !) Однако действия Александра Михайловича отнюдь не отличались решительностью.

Екатерина II, недовольная медлительностью Голицына, решила заменить Александра Михайловича его же зятем Румянцевым, который до этого командовал 2-й армией, предназначенной не для ведения наступления , а лишь на охрану русских границ от набегов крымских татар, т.е. для обороны. Правда, отзывая Голицына из армии, она ласково уверяла, что он нужен ей в Петербурге «как очевидный в армии свидетель положения тамошних мест и дел».

Пока шёл этот приказ, а Румянцев добирался до места своего нового назначения, Голицыну посчастливилось 29 августа 1769 г. разбить великого визиря Молдаванчи, который потерял порядка 7 тыс. солдат, ок. 70 орудий и весь обоз. Начав после разгрома противника его преследование, русские, как известно, 9 сентября вступили в почти опустевший Хотин, из которого бежали как многие жители, так и большая часть гарнизона, а вскоре заняли и город Яссы. К этому времени в расположение русских войск как раз прибыл Румянцев, которому Голицын передал командование. Сам он отбыл после этого в Петербург, где Екатерина приняла его весьма благожелательно и 20 октября 1769 г. произвела в генерал-фельдмаршалы, наградила, но на войну неспособного к активным наступательным действиям Александра Михайловича больше уже не посылала.

Теперь на фронте всем заправлял П. А. Румянцев.

Штатная численность 1-й ( наступательной) армии к началу 1770 г. ( на довольствии состояло 97. 209 человек, считая всех строевых, нестроевых, иррегулярных чинов, возниц и обслугу ) в силу ряда объективных и субъективных причин (чума, дезертирство, «усушка-утруска» и прочие последствия «покурить-оправиться») не соотвествовала реальной. Исключая отдельно дейстовавшие корпуса генерал-поручиков Х. Ф. Штофельна и Х. фон Эссена (ок. 20 тыс. – на двоих), после зимних квартир непосредственно под рукой у Румянцев на 2 мая 1770 г. могло быть ок. 38.8 тыс. человек (19. 474 пех., 6.399 кав., 1.631 артил. и инж., 449 казаков, 3.544 необстрелянных рекрута, 5.203 нестроевых и 2.122больных) с 136 полевыми и 160 полковыми орудий. Ещё 3.598 новых рекрутов прибыли позднее.

А вот выйти в конце мая в поход на Хотин он смог не более чем с 31—32 тыс. чел.: остальных пришлось оставить для обучения рекрутов и приёма выздоравливающих.

К этому времени, высланный вперед экспедиционный конный корпус генерала Х. Ф. Штофельна уже серьезно поредел от охватившей его эпидемии чумы и, блокированный войсками вассала Турции крымского хана Каплан-Гирея (Каплана II Герая), сильно нуждался в поддержке. Сменивший скоропостижно скончавшегося от чумы Штофельна, генерал-поручик Н. В. Репнин с трудом отбивался у кургана Рябая Могила, от наседавших 70-80-тысячных конных полчищ крымского хана.

Понимая всю серьезность сложившейся ситуации, несмотря на явный недостаток продовольствия и сил для масштабных наступательных операций, энергичный Румянцев разработал план решительного наступления своих войск на врага.

Поход был тяжелым: под стать печально памятному Прутскому походу Петра Великого в 1711 г. Как и тогда, карты не соответствовали местности. Лощины резко чередовались с курганами. Спасаясь от чумы, Румянцев по началу шел правым, малонаселенным берегом Прута. Несмотря на весеннюю распутицу 1770 г. с ее проливными дождями, превратившими степи в море грязи, а ручьи – в полноводные реки, в которых тонули люди и лошади, армия Румянцева шла через Валахию вперед навстречу туркам. Двигалась налегке: обозы пришлось бросить.

Наступление Румянцева, замедлилось не только весенней распутицей, но и распространением на вражеской территории чумы. 9 июня Румянцев встал лагерем на левом берегу Прута у с. Цицора. 11 июня, Н. В. Репнин, все же, отбился от крымского хана и переправился на левый берег Прута, соединившись с авангардом румянцевской армии, которым командовал генерал-майор Федор Васильевич/Виллимович (Фридрих Вильгельм) Боур (такая фамилия правильней с точки зрения транскрипции, хотя в отечественной литературе закрепились: Бауэр, Бауер, Баур, Бавер) (1731 либо 1734, графство Ханау, Священная Римская империя – 1783, Санкт-Петербург, Российская империя) – один из создателей штабной работы в российской армии. Причем, силы Репнина не превышали 6—7 тыс. человек, так как он, не только понёс тяжёлые потери от эпидемии чумы, но и был вынужден оставить на правом берегу Прута под командой Г. А. Потемкина ( будущего всесильного екатерининского фаворита ) всех своих егерей (700 человек) и казаков.

Таким образом, перед решающими боями Румянцев мог располагать примерно 38 тыс. человек, включая нестроевых, при 115 пушках. А вот в противостоявшей ему главной армии визиря по некоторым данным сосредоточилось до 100 тыс. кав. и 50 тыс. пех., да еще крымский хан привел ок. 80 тыс.

Вот в такой непростой ситуации к русским пришел первый успех.

Во встречном бою пехотинцы Боура наголову разбили боевое охранение турок. Особо отличились гренадеры, которые забросали атакующих турок гранатами. Но это жаркое дело было всего лишь репетицией перед «большой дракой».

… Кстати , тот бой особо памятен для будущего Спасителя Отечества в суровую годину «Грозы 1812 года» – Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова, тогда еще лишь дивизионного капитана. Тогда смелые и инициативные действия Кутузова сделали его имя известным в армии. С военным ремеслом он был «на Ты»! А ведь, порой, бывает очень модно хулить и поносить «премудрого пескаря» Кутузова! В основном, это происходить от незнания специфики полководческого кредо «Ларивоныча» ( так его ехидно величали «коллеги по кровавому ремеслу за непревзойденное искусство «лавировать» не только на войне, но и особо эффективно… при дворе;спору нет – он был Большим Мастером «дворских дел»! ) – последователя стратегических воззрений знаменитого Мориса Саксонского: большую войну можно выиграть и без особо кровопролитных побоищ, а лишь крайне умелым маневрированием, истощением вражеских сил – своего рода «мудрым бездействием»…