Гарриет Бичер-Стоу - Агнес из Сорренто. Впервые на русском!

Её загорелые щёки раскраснелись, глаза расширились от радости и предвкушения прогулки. С веточкой апельсинов в руках и мелких лучах солнца, просвечивавших сквозь кроны деревьев, она казалась мечтой художника, а не реальностью.

Бабушка остановилась, любуясь ею.

– Она слишком хороша и слишком добра для Антонио, да и для любого другого мужчины, – сказала она сама себе. – Если б я могла, я навсегда оставила бы её при себе; но придёт смерть, красота и молодость увянут, и кому-то придётся о ней позаботиться.

Наконец, корзинка была готова, и Агнес повесила её себе на руку; бабушка водрузила на голову большую квадратную корзину с апельсинами на продажу, в руки взяла прялку, и стала спускаться по узкой скалистой тропинке вниз, держа голову и плечи так ровно, как будто прогуливалась налегке.

Агнес бежала за ней с лёгкостью горного козлёнка, разглядываясь по сторонам в поисках красивых цветов. Скоро её руки были полны, и она начала собирать цветы в свой разноцветный шерстяной передник. Песенка, посвященная святой Агнес, которую она всё время напевала себе под нос, раздавалась то из-за скалы, то из густых зарослей кусов, выдавая её присутствие. Если перевести эту песенку на английский, в ней не осталось бы смысла, лишь мелодичное повторение милых словечек, среди которых чаще всего звучало весёлое bella, bella, bella, в такт лёгкому шелесту папоротника и веток плюща на ветру. Идея песенки была по-детски проста: «Прекрасная Агнес, – говорилось в ней, – я хочу быть белой и невинной, как твоя овечка. Прекрасная Агнес, веди меня на зелёные пастбища. Ты прекраснее розы, красивее лилии, забери меня к себе!»

На дне ущелья, в прохладной тени журчал маленький ручей, с плеском разбиваясь о камни. Солнце почти не проникало сюда. Над водой повисла арка небольшого каменного моста, казавшегося намного шире скромных размеров ручья; весной и осенью, когда с гор сходили бурные потоки талого снега, весёлый ручей превращался в полноводную реку.

Мост, весь покрытый бархатом зелёного мха, пучками травы и кустиками папоротника, был прелестен. Эльси на мгновение остановилась на нём, окликая Агнес, которая снова исчезла в одном из глубоких гротов, которыми испещрены все стены ущелья.

– Агнес! Агнес! Что за дикая девчонка! Вернись немедленно!

В ответ ей издалека донеслось лишь «Bella, bella Agnella»; но голос звучал так жизнерадостно и невинно, что Эльси не могла сдержать улыбку. Через секунду Агнес появилась, неся целую охапку ползучего плауна, который нигде так хорошо не разрастается, как в сырых и влажных местах. Из-под него выглядывали гирлянды плюща, желтые цветы ракитника, красные гладиолусы; в руках она гордо сжимала букетик прекрасных цикламенов – ещё одних любителей влажных пещер.

– Смотри, бабушка, какие у меня дары! Святая Агнес будет очень довольна мной сегодня. Я уверена, что в глубине сердца она любит цветы больше, чем драгоценные камни.

– Ладно, ладно тебе, непоседа. Время бежит, нам пора поторопиться.

Они пересекли мост и вступили на замшелую тропинку, которая скоро вывела их на широкий песчаный берег Средиземного моря. Окутанная утренним туманом, поверхность воды поблескивала мириадами огней. Вдалеке показались старый Капри в голубой дымке и Везувий, украшенный белыми облачками. На небольшом расстоянии от берега загорелые рыбаки только что вытянули из моря сети, из которых выбрасывали отливающие серебром сардины. Дул свежий ветер.

Агнес со своей корзинкой и передником, полным цветов, помчалась вдоль берега, радостно вскрикивая каждый раз, когда по дороге ей попадались красивые ракушки или камушки. Старая Эльси едва поспевала за ней, добродушно покрикивая:

– Совсем с ума сошла! Агнес, ты и так уже тащишь на себе половину ущелья! Не забегай далеко, нам пора в монастырь!

Ещё через полчаса они добрались до крутой лестницы, зигзагом извивающейся в скале, и, не останавливаясь больше полюбоваться на море, добрались до старого тенистого сада, принадлежащего монастырю св. Агнес.

Этот монастырь был одним из памятников, которые христианство в своё время воздвигло в знак победы над язычеством.

Мягкий климат и райские виды Сорренто и прилегающих окрестностей сделали эти Неаполитанский залив излюбленным местом отдыха времён поздней Римской империи, когда цивилизованный мир начал погрязать в праздности и удовольствиях. Берега Байи были свидетелями оргий и жестокости Нерона и его свиты; потрясающая красота Капри приютила жестокого Тиберия. Вся Северная Италия казалась безнадёжно прогнившей и, возможно, погибла бы, если бы горсть соли, брошенная на плодородную почву галилейским крестьянином.

В Средние века итальянцы ревностно строило памятники новой эре, заменяя языческие произведения искусства христианскими символами чистоты, святости и благоволения, которое рождение Иисуса принесло в мир.

Примерно в середине тринадцатого века одна неаполитанская принцесса взялась за возведение монастыря св. Агнес, покровительницы женской невинности. Местом строительства были избраны развалины древнего храма Венеры на краю выступающей скалы. Говорят, что сама принцесса стала первой матерью настоятельницей монастыря. Как бы там ни было, монастырь стал прибежищем для многих благородных и набожных женщин, которых злая судьба заставила скрываться от мира.

Монастырь, как большинство других, построен на квадратном плане; изнутри расположен внутренний двор, снаружи здание окружено садом.

Зайдя внутрь через величественные ворота, Агнес с бабушкой услышали знакомое пение фонтана, напоминающее звуки тёплого летнего дождя. Вокруг пышно цвели розы и жасмин; в воздухе был разлит их аромат.

Двери им отворила странного вида привратница. Ей было лет семьдесят пять – восемьдесят; её худые щёки были обтянуты пожелтевшей морщинистой кожей; большие чёрные глаза казались ненатуральными и дикими; зубы давно выпали, так что ничто теперь не препятствовало сближению крючковатого носа с подбородком. Мало того: она была вся так согбена и искривлена, что лишь широкая сердечная улыбка позволяла не спутать её с фракийской ведьмой. Это и была добрая старая Джокунда, достопочтенная привратница монастыря.

Несмотря на отталкивающий вид старухи, Агнес бросилась ей на шею и пылко поцеловала в сухую щеку. Джокунда в ответ осыпала её ласковыми словами, которые в итальянском языке слетают языка с такой же лёгкостью и щедростью, с какой ветер срывает лепестки с цветущих деревьев.

– Так-так, – сказала Эльси, – я собираюсь оставить её вам на денёк. Надеюсь, возражений нет?

– Какие могут быть возращения! Милая овечка может чувствовать себя здесь как дома. Я уверена, что святая Агнес уже удочерила её: я сама видела её улыбку, когда девочка принесла ей цветы.