Гарриет Бичер-Стоу - Агнес из Сорренто. Впервые на русском!

Этим вечером Джульетта проводила вечер в сопровождении высокого, изящно одетого молодого человека в шляпе с пером и красной накидке. Похоже, он был очарован своей спутницей, его большие тёмные глаза следили за каждым её движением. Она же то весело и доверчиво поддерживала с ним разговор, то вдруг переставала обращать внимание и делала вид, что уходит: ей доставляло удовольствие наблюдать, как каждый раз он бросался вслед за ней.

– Джульетта, – сказал, наконец, молодой человек, когда они оказались вдвоём у края моста; его голос звучал необычайно серьёзно, – завтра мне придётся уехать.

– И какое это имеет ко мне отношение? – сказала Джульетта равнодушным голосом, бросая на него кокетливый взгляд из-под длинных ресниц.

– Жестокая! ты же знаешь…

– Чепуха, Петро! я ничего о тебе не знаю, – перебила она, хотя её прекрасные глаза говорили обратное.

– Ты поедешь со мной?

– Что ты сейчас сказал?! Мы едва знакомы, а ты предлагаешь мне следовать за тобой на край света? Помилуй, как далеко до твоей лачуги?

– Всего два дня пути, Джульетта, и ты поедешь верхом.

– Благодарю Вас, сэр, Вы очень любезны! – я и не собиралась идти пешком. Но, честно говоря, Петро, я не думаю, что это подходящее место для приличной девушки.

– У нас живут только порядочные женщины, Джульетта, а у всех наших мужчин есть семьи. Даже наш хозяин уже выбрал себе невесту, если я не ошибаюсь.

– Кого? маленькую Агнес? – засмеялась Джульетта. – Ему понадобиться очень много удачи, чтобы её заполучить. Бабушка стережёт её как старый дракон и не выпускает из виду ни на секунду.

– Хозяин знает, как добиться своего, – сказал Петро. – Допустим, мы могли бы похитить их обеих посреди ночи, и никто бы даже не догадался. Но он хочет, чтобы девушка пришла к нему по доброй воле. Во всяком случае, завтра он отсылает нас в горы, а сам остаётся здесь ещё на несколько дней.

– Знаешь что, Петро? Вы не лучше турков или каких-нибудь других дикарей. Как ты смеешь так рассуждать о похищении девушки! А что будет, если у вас там кто-нибудь заболеет или умрёт? Что тогда будет с его душой!

– Что ты говоришь, Джульетта! У нас есть священники. Мы все очень набожны и никогда не выходим из дому, не произнеся молитву. Мадонна – добрая мать, она прикрывает глаза на грехи таких хороших сыновей, как мы. Во всей Италии нет места, где у неё было бы больше свечей, и колец, и браслетов, и всего, чего только может пожелать себе женщина. Каждый раз, возвращаясь домой, мы привозим ей какой-нибудь подарок. Все наши женщины тоже одеваются как принцессы, и делать им ничего не нужно с утра до вечера. Ну что, поедешь со мной?

Пока они так разговаривали на мосту, наслаждаясь красотой вечера, совсем другой разговор шёл на постоялом дворе Альберго делла Торре, в одном тех тёмных и сырых помещений, о которых мы уже упоминали. В грязной комнате, где каменный пол, казалось, не подозревал о существовании метлы, сидел наш знакомый из первой главы, так часто упоминаемый в связи с Агнес. Его благородный вид образованного светского человека разительно контрастировал с неряшеством и убогостью комнаты, как будто драгоценный бриллиант, выброшенный в грязь.

Он сидел у открытого окна, подперев голову рукой и глубоко задумавшись, когда открылась дверь, и на пороге показался мужчина почтенного возраста.

– Что ты хотел, Паоло? – спросил находившийся в комнате, вздрагивая от неожиданности.

– Милорд, все наши уезжают сегодня ночью.

– Отлично, пускай едут, – нетерпеливо сказал его молодой человек. – Я присоединюсь через несколько дней.

– Ах, милорд, позвольте Вас предостеречь! Зачем Вам рисковать, задерживаясь здесь? Вас могут узнать, и тогда…

– Ничего мне не грозит, – отмахнулся тот.

– Простите, милорд, но я обещал моей дорогой хозяйке, Вашей матери, на её смертном одре…

– …никогда не давать мне покоя, – сказал его хозяин с досадой в голосе, но улыбнулся. – Говори, Паоло. Я знаю, что тебя не остановить, если ты что-то надумал.

– Видите ли, милорд, эта девушка, – я навёл справки, и все в один голос говорят, что она набожна и скромна, – так вот, она – единственная внучка бедной старой женщины. Разве великому потомку древнего рода пристало обижать крестьянку?

– Кто собирается её обижать? «Потомок древнего рода»! – повторил молодой человек с горьким смехом. – Ты смеёшься надо мной, Паоло! Я нищий изгнанник, лишённый всего – титула, наследства, владений! Неужели я пал так низко, что недостоин посвататься даже к бедной крестьянке?

– Милорд, Вы не в состоянии ничего предложить крестьянке, а потому Ваш интерес к ней может обернуться только её позором. Вы – наследник семьи Сарелли, которая восходит своими корнями к самой Римской империи!

– И что мне пользы с того, что моя семья «которая восходит своими корнями к самой Римской империи»? Мой род искоренён как сорняки, выброшенные на полуденное солнце. Что мне осталось, кроме гор и моего меча? Нет, Паоло: я, Агостино Сарелли, наследник древнего рода не собираюсь позорить набожную и скромную девушку, разве что она посчитала бы позором стать моей женой.

– Тогда остаётся ждать помощи только от святых! Милорд! в своё время наш дом был породнён с королевской кровью. Я могу напомнить Вам, как Иоахим VI…

– Послушай, мой дорогой Паоло, избавь меня от очередной лекции по истории. Дело в том, дружище, что в мире всё идёт вкривь и вкось, всё перевернулось вверх ногами и неизвестно, чего ещё ждать. Благородные семьи разорены и уничтожены, наши земли опустошены, а Чезаре Борджиа свирепствует на них, как дикий кабан.

– О милорд, – сказал старый слуга дрожащим голосом, – времена, действительно, тяжкие. Говорят, что Его Святейшество отлучил нас всех от церкви. Анзельмо вчера услышал это в Неаполе.

– Отлучил? – повторил молодой человек с нескрываемым презрением. – Отлучил! Очень на это надеюсь! Каждый порядочный человек в этой стране должен молиться Святой Деве, чтобы это развратный, лживый, извращенный человек со своей свитой убийц отлучил его от своей церкви! Боюсь, что в наши времена отлучение – это единственная надежда попасть в рай!

– О дорогой хозяин, – воскликнул старик, падая на колени, – что с нами теперь будет? Я не могу поверить, что Вы выражаетесь как нечестивец и язычник…

– Вот бедный старый дурак! Ты что, никогда не слышал, как Данте описывал пап, которые горят в аду? Скажи на милость, разве Данте не был христианином?

– О милорд, милорд! Религия не строится на поэмах и романах. Нас не касаются личные дела главы церкви, ведь он назначен самим Богом! Нам следует закрыть глаза и подчиняться. Хорошо Вам говорить, пока Вы молоды и здоровы, но если придут болезни и смерть, нам понадобится религия, – а куда обратиться, если мы отлучены от единой истинной римско-католической апостольской церкви? Увы, я подозревал, что поэзия не послужит Вам на пользу, хотя покойная хозяйка очень гордилась Вами. Все эти поэты – еретики, милорд, таково моё убеждение. Но, милорд, если Вы отправитесь в ад, то и я отправлюсь с Вами. Поверьте, мне стыдно будет показаться на глаза святым, если я приду в рай без Вас.