Гарриет Бичер-Стоу - Агнес из Сорренто. Впервые на русском!

– Полно, полно тебе, Паоло, – сказал молодой аристократ, протягивая слуге руку, – не принимай всего так близко к сердцу. От церкви отлучают людей намного более святых и добродетельных, чем я, и никакого вреда им это не приносит. Ты слышал о Джеромо Савонароле во Флоренции? О нём говорят, что он – самый святой человек наших времён, который получает откровения прямо с неба, – а ведь он тоже отлучён. Но несмотря на это, он продолжает проповедовать и причащает своих прихожан, и никто не возражает.

– Всё это для меня – загадка, – печально сказал пожилой слуга, качая своей седой головой. – Я ничего не могу в этом разобрать. Я не смею открыть глаза от страха, что стану еретиком. Всё смешалось, всё перепуталось. Но что бы там ни было, своей религии надо держаться. Ведь, потеряв в этом мире всё, что мы имели, было бы слишком обидно в конце концов ещё и попасть в ад.

– Поверь, Паоло, я не перестал быть христианином. Я, как Боккаччо, верю в христианство всем своим сердцем, потому что считаю, что оно пришло от Бога; иначе папы и кардиналы давно изжили бы его со света. Один лишь Бог в состоянии сохранить его вопреки всему.

– Опять Вы, дорогой хозяин, цитируете романы! Ах, ах, ах! и чем это всё закончится? Я лишь молюсь и стараюсь не вникать в то, что превосходит моё понимание. Но сейчас, дорогой хозяин, неужели Вы собираетесь остаться из-за этой девушки, пока кто-нибудь из наших врагов не прослышит, что Вы здесь? Да и наш отряд более уязвим в Ваше отсутствие; начинаются ссоры и разделения.

– Дай мне один день, – нетерпеливо сказал молодой человек, – всего один день, слышишь? Я должен найти возможность поговорить с ней ещё раз. Я должен её видеть.

Был вечер того самого дня, когда Агнес с бабушкой вернулись из монастыря. Закончив ужин, они вышли в сад и теперь стояли у каменного парапета, глядя в ущелье. Их внимание неожиданно привлёк мужчина в монашеской рясе, который медленно поднимался по скалистой дорожке, приближаясь к их дому.

– Не брат ли Антонио идёт к нам? – сказала дама Эльси, наклоняясь вперёд и вглядываясь в темноту. – Точно, это он!

– Ох, как я рада! – воскликнула Агнес, живо подпрыгнув и с нетерпением высматривая дядю.

Ещё несколько минут подъёма, и странник появился у калитки, приветствуя двух женщин жестом благословения.

По виду он был немного старше средних лет и незаметно приближался к старости. Высокий и хорошо сложенный, с тонкими чертами лица и внимательными тёмными глазами, с подвижными губами и румянцем на щеках, он с первого взгляда выдавал в себе того, кем был на самом деле: человека с тонкой душевной организацией, чуткого и духовного. Когда он разговаривал, все чувства отражались на его лице, а глаза вспыхивали каким-то внутренним светом и казались одухотворёнными.

На нём была простая, грубая ряса доминиканского монаха, которую он покрывал тёмным дорожным плащом с капюшоном. На боку болтались чётки и огромный чёрный крест, а в руках он нёс кожаную папку, набитую листами бумаги.

Отец Антонио, которого мы только что описали, был странствующим монахом и проповедником из монастыря святого Марка во Флоренции.

В Средние века монастыри нередко становились домом для тех, кто не согласен был жить в состоянии постоянной войны. Особенно живо под крышами монастырей развивались живопись и другие искусства: декоративное садоводство, резьба по дереву, переплёт и оформление книг, каллиграфия, изготовление лекарств. Именно с монастырями связаны славнейшие имена итальянских деятелей искусства. Особенно знаменит в этом отношении был монастырь святого Марка во Флоренции. Во дни своего расцвета это место сплотило вокруг себя почти идеальное общество, соединившее в себе религию, красоту и интеллект. Для всех одарённых поэтических натур монастырь был возможностью побега от прозы повседневной жизни.

Вопреки распространённому мнению о средневековых монастырях, монастырь святого Марка не был стоячим болотом: напротив, здесь кипела энергия, рождались идеи, которые опережали свой век. Вдохновителем и добрым гением монастыря был его аббат Савонарола – поэт и пророк итальянской религиозной жизни того времени.

Савонарола был итальянским Лютером, и отличался от своего северного брата настолько же, насколько горячие и пылкие итальянцы отличаются от сдержанных и чопорных немцев. Как Лютер, Савонарола выступал против коррупции и светского духа церкви, пытался вернуть христианство к духу и обычаям простых евангельских времён.

Как Лютер, Савонарола со временем оказался в центре интеллектуального общества страны. Он вдохновлял кисти художников, давал советы государственным деятелям, писал стихи и собирал толпы народа на свои проповеди. Монахи его ордена путешествовали по всей Италии, восстанавливая разрушенные часовни и церкви, выступая против плотской чувственности в искусстве и призывая народ к очищению и вере.

Отец Антонио был младшим братом Эльси. В ранней молодости он стал членом монастыря святого Марка; его привлекала там не только религия, но и искусство. В отношениях с сестрой у отца Антонио не было практически ничего общего: она была столь же далека от поэзии и духовных устремлений, как самый закоренелый нью-йоркский делец, и преследовала в жизни лишь одну цель – устройство будущего своей внучки.

Конечно же, Эльси считала своего брата очень достойным верующим человеком, который соответствует своему монашескому призванию, но она находила неуместной его неизменную восторженность, а уж к его художественным устремлениям была совершенно равнодушна. Агнес же, напротив, с детства всем сердцем привязалась к дяде и ждала его ежегодных визитов, как ждут каникул или праздников. Дядя был для неё тем, кому можно рассказать все секреты, инстинктивно скрываемые от бабушки; поделиться всеми чувствами и впечатлениями, которым бабушка не придала бы никакого значения.

Со своей стороны, Эльси обрадовалась приезду брата, потому что это позволяло ей немного расслабить своё неусыпное наблюдение за внучкой. Теперь, когда приехал отец Антонио, она могла позволить себе встретиться с подругой и немного отдохнуть.

– Дорогой дядя, как же я рада тебя снова видеть! – восторженно воскликнула Агнес, едва монах ступил в сад. – И ты привёз свои картины! Думаю, у тебя там столько красивого!

– Полно, полно, дитя, – тут же вмешалась Эльси, – не будем начинать с этого. Думаю, для начала не помешает принести немного хлеба и сыра, а то дядя проголодался с дороги. Иди, брат, умой ноги, а я вытряхну пыль из твоего плаща.

– Спасибо, сестра, – сказал монах, – а ты, моя птичка, не обращай на бабушку внимания. Я привёз тебе много интересного! – Она хороший ребёнок, сестра.