Алексей Пройдаков - Волки Дикого поля

– Отдай мне Елену в жёны! Жизнь без неё не мила!..

– Куда тебе? – подивился воевода. – Ты ж ростом вдвое меньше её. Будешь рядом, аки репей у малины.

– Не смейся, Данилыч, мой рост – в корень.

– Не хочу неволить единственную дочь, – сказал Кофа, как отрезал. – Сама пусть скажет, кто ей станет люб…

Однако, смягчившись, обещал подумать.

После того как Елена приметила в соборе Евпатия Коловрата, она так же потеряла и сон и покой. Влюбилась без памяти, с первого взгляда. Да и батюшка не единожды сказывал про воинскую доблесть и Льва Гаврилыча, и его сына Евпатия, тем самым ставя пример собственным сыновьям.

Воображение Елены рисовало огромного русоволосого богатыря с улыбкой ребёнка. Таким он и оказался. И был стеснительным, как ребёнок. Как он покраснел, когда их взгляды встретились!..

А однажды она, промаявшись почти до утра без сна в своей девичьей светёлке, нежданно заснула, ей приснился сон. Высоко-высоко, из-под самых Божьих небес она принимает на руки израненного стрелами супруга своего, мгновенно залечивает все его раны, и он улыбается ей… И Елена поняла, что это судьба.

Проснувшись, она едва сдержалась, чтобы не закричать. Но всего лишь позвала няню и попросила подать воды.

Данила Данилыч намекнул как-то, что бравый боярин жизни без неё не мыслит.

– Кто? – спросила Елена.

– С кем тебя из Божьей обители забирали – Жидислав Путятич.

– И думать забудьте, батюшка, – устало ответила Елена. – Не будет этого. Другой люб.

– Вот как? – удивился Данила Данилыч. – А не скоро ли? Едва из обители возвернулась… Кто же это?

– А сами не ведаете?

– Неужто Евпатий?

– Он. И мне без него жизнь не мила… Это Божий промысел, батюшка.

– Наталья! – позвал жену. – Доченька-то наша повзрослела… Теперь сватов станем ждать.

– Лучше Евпатия мужа ей не сыскать, – ответила матушка.

– И ты уже знаешь?! Все знают, одному мне невдомёк.

– Глаза пошире отвори, – посоветовала мужу.

Двор воеводы Данилы Кофы был тоже на Подоле.

Обычно Евпатий проезжал мимо, не обращая внимания, ну двор и двор, каких здесь много.

Но следующим ранним утром, собравшись на службу в детинец, он краснел непривычно, заранее зная, что проедет мимо дома, в котором живёт Елена.

Верный мечник Найдён ждал у крыльца, чалый жеребец Евпатия уже был осёдлан.

Вот и частокол ограды Кофы, за которым дорогой его сердцу дом. А у ограды…

Сердце Евпатия зашлось в стуке, в голове помутилось, едва с коня не свалился.

У ограды Елена в красном сарафане и синем платке, рядом нянька.

Всадники склонили головы, желая здоровья женщинам.

– Евпатий! – услышал он и тут же остановил коня.

Она подошла близко и, взявшись за стремя, тихо сказала:

– Коли я тебе люба, шли сватов…

И вместе с нянькой они скрылись за воротами усадьбы.

– Ох и лихая! – восхищённо произнёс Найдён. – За такой в огонь и воду… Евпатий, – осторожно позвал застывшего друга. – Ты вживе?

Евпатий очнулся и решительно повернул коня назад.

– Куда? – закричал Найдён.

– За благословением матушки и батюшки, друже!

В листопаде-октябре и свадьбу сыграли.

Это был пир на весь мир, и гуляли на нём, как равные, и князья рязанские, и бояре хитрые, и воеводы лихие, и дружинники смелые.

А уже через положенное время одарила Елена Даниловна супруга своего первенцем, и назван был он именем Александр.

В один из дней месяца травня-мая 1219 года воеводу Льва Гавриловича Коловрата вызвали в княжеский терем.

В горнице был рязанский князь Ингварь Игоревич и правитель Пронска Юрий Игоревич.

Братья ценили воеводу.

Ингварь Игоревич, увидя вошедшего, пошёл навстречу. Весёлые, слегка раскосые его глаза глядели тепло и радостно.

Одет в синий кафтан, который немного скрывал полноту стареющего князя, бархатные штаны и красные булгарские сапоги.

Юрий Игоревич был в лёгком малиновом полукафтанье.

– Доброго здоровья, государи мои!

– Будь здрав, Лев Гаврилыч!

Ингварь Игоревич обнял за плечи и усадил на дубовую скамью, несмотря на возражения, со словами:

– Много лет нам честно служишь – достоин!

Ярко светило солнце сквозь окна, пахло травами, к балкам крепились пучки, запах которых был знаком с детства, такие он собирал с матушкой Меланьей.

Защемило внутри.

– Пригласили мы тебя, воевода, по важному делу, – начал разговор Юрий Игоревич.

Он подошёл к едва приоткрытому широкому окну, открыл настежь, по-хозяйски посмотрел во двор.

Два дружинника пробежали мимо, спеша по делам службы, слуги выносили просушиться всякую рухлядь.

Смерды спешно несли кули со снедью в кладовые, а со стороны кухни пахло вкусно и приятно. Тут же суетились голуби, деловито воркуя и беспрестанно клюя что-то. Невдалеке, алчно поглядывая в сторону голубей, возлежал огромный кот, обретавшийся у княжеской кухни.

Прямо над окном свисали гроздья белой сирени, левее цвели черёмуха и яблоня. Запах стоял дивный-предивный.

И это был запах детства.

«Сколь славны дела Твои, Господи! – с восторгом подумал Коловрат. – Сотворил же лепоту такую! Аж голова кружится от запаха и прелести».

Как истинный воин, проведший всю жизнь в железных доспехах и на коне, он особенной, какой-то больной любовью любил русскую природу.

«Ах, не совался бы к нам никто из ворогов, так и мы б никого не трогали. И какова была бы жизнь наша – в хлопотах да хозяйствовании. Вот всегда бы так – просто смотреть, дивиться и восторгаться, и никаких тебе сечей, стычек, крови…»

– Говаривают, как выдал дочь замуж за Дивея, сына Звяги, сдружился со многими нашими и заморскими гостями? – спросил князь Юрий.

– Истинно так, княже.

– Они ведь бывают во многих краинах, много видят. Что сказывают?

– Случается, – замешкался Коловрат. – Я не возьму в толк…

– Спрос таков для большого дела надобен, – упредил князь Ингварь. – К примеру, о чём вечор шла речь в Звягиной усадьбе?

– Как обычно, хвастали гости, что за что взяли и почём отдают. Скука мне с ними… Был новгородский гость Никодим, вот тот горько сетовал, что ныне проездом через Ливонию ведают немцы-меченосцы и дорого берут.

– Довоевался полоцкий Владимир, – горестно произнёс князь Юрий. – И сам сгиб, и дело упустил…

– Латинцами ныне заселена Ливония, – подтвердил Лев Гаврилович. – У Новгорода и Пскова под боком. И думается мне, государи мои, – он с прищуром посмотрел на князей, те согласно кивнули, – что вскорости немцы попрут на русские земли.

– Отчего мыслишь так? – спросил Ингварь Игоревич.

– Ливония – не Русь, под немца легла вроде бы по доброй воле… Вы сами сказали, что полоцкий Владимир Володарович довоевался. А чудь всякая уходит из Ливонии в Новгородчину. Земли остаются меченосцам, вот и возгордившись непомерно, могут прельститься якобы лёгкостью задачи.