Александр Омельянюк - Пётр второй

При выезде из Барановичей Григорий сделал фотографию Василия Климовича и его младшего сына Василия, помогающих подуставшей Рыжухе сдёрнуть тяжёлый воз, на котором сидел и с улыбкой наблюдал за ними самый младший внук Виктор.

В Бобруйске их семьи ожидало то же самое – переполненная привокзальная площадь и длинная очередь на посадку в уже заполненные поезда. Поэтому они двинулись дальше на восток, по дороге всё чаще останавливаясь на отдых.

Теперь фронт остался относительно далеко, и можно было не так торопиться. К тому же Пётр Васильевич часть денег за проданных лошадей отдал и отцу, так что теперь было на что купить себе по дороге пропитание.

На очередном привале Григорий Денисюк сфотографировал семью отца друга на привале, где жёны Василия Климовича и Захара Климовича, а также дочери и невестка главы большой семьи Кочетов Евдокия, Пелагея, Вера и Мария охраняли сон уставших пожилых мужчин.

И только в Рославле Смоленской губернии объединённой семье Василия Климовича, как и другим семьям их обоза, удалось сесть в вагон.

С продажей лошадей теперь было труднее, но получилось продать их местным жителям, опять же, выручив немного денег. А вот со многими вещами пришлось расстаться навсегда – взяли только то, что могли на себе унести. И в этом особенно большую помощь оказал Григорий, наваливший на себя целый воз вещей.

На станциях посадки беженцам предоставлялось право выбора мест временного проживания. Но все Кочеты единодушно выбрали, как и договаривались с Петром Васильевичем, Калужскую губернию.

В вагонах, где размещалось по шесть беженских семей, было тесно, но тепло.

А большая семья Василия Климовича насчитывала одиннадцать человек, не считая брата Захара и его жены. Кроме него самого и его жены Глафиры в их число входило и четверо детей, зять, сноха и три внука.

О судьбе его брата – священнослужителя Сергея Климовича пока так ничего и не было известно.

Семья же брата Трофима Климовича из девяти человек, включая четверых детей, сноху и двух внучек, отстала где-то по дороге, и в Калугу так и не приехала.

И уже при встрече в Калуге дальняя родственница Кочетов из той же Гродненской губернии Мария Лисовская рассказывала, что жители её села, доехавшие на подводах аж до Минска и только там пересевшие в вагоны, выбрали местами проживания Самарскую и Смоленскую губернии, Украину и Сибирь.

Один из таких односельчан Марии – крестьянин Юзеф Новицкий – потом писал ей, что по пути в Омск о них заботились: выдавали продукты и деньги; а по прибытии в Омск беженцев до весны разместили в бараках переселенческого пункта.

В них были кухня и баня, людей кормили и выдавали денежное пособие, а также выдавали тёплую одежду тем, кто её не имел.

Но более красноречиво высказался о помощи беженцам в пути еще один беженец из Гродненской губернии – тоже односельчанин Марии – Николай Панфилюк, который писал ей, что в дороге о них заботились, как о родных, поэтому все тепло вспоминают русский народ, «которого лучше в мире нет».

В дороге до места назначения их осматривали медицинские работники, выявляя и госпитализируя больных, а на железнодорожных станциях работали и питательные пункты.

На новых местах, где не хватало рабочих рук, беженцев разбирали нарасхват.

А тем временем семья Петра Васильевича Кочета на вокзале Барановичей всё же погрузилась в один из товарных вагонов, ближайшего идущего на восток поезда.

Они оказались в числе тех малосемейных счастливчиков и одиноких граждан, которым нашлись места в заполненных промышленным оборудованием железнодорожных вагонах.

Но те оказались плохо оборудованными для перевозки людей.

И от перенесённых ранее непосильных физических нагрузок, страданий, голода и лишений, люди стали заболевать, а при отсутствии своевременной медицинской помощи и умирать.

Кочеты стали свидетелями выноса на станции Минск из вагонов их поезда нескольких десятков трупов беженцев, умерших от эпидемии холеры и пролежавших в вагонах несколько дней.

Всех невольных пассажиров их поезда и их самих высадили из вагонов, подвергнув санитарной обработке в ближайшей общественной бане, в которой они узнали, что за последние несколько дней здесь были похоронены почти полторы тысячи умерших беженцев.

И младший Петя Кочет записал в своём дневнике:

– «Смерть перестала быть страшной. Видно, что люди не горюют об умерших родственниках, особенно о стариках и малых детях. Как хорошо, что с нами нет наших…».

Но не все беженцы продолжили дальнейший путь.

Не выдерживая трудного и долгого путешествия в неизвестность, часть беженцев оседала в восточной части Беларуси.

В Витебской губернии осело около 70 тысяч беженцев, а в Минской – вдвое больше.

И эти новые людские массы теперь мешали свободному перемещению и манёвру русских войск, порождая в местностях своего пребывания жилищную и продовольственную проблему.

Поэтому местное население ещё в начале лета 1915 года и встречало высокомерных беженцев с западных территорий империи весьма недружелюбно.

Но массовая пропаганда со стороны царских чиновников об ужасах войны и оккупации, и рассказы самих беженцев о перенесённых ими страданиях, сделали своё дело.

И спустя всего несколько месяцев отношение к беженцам со стороны щедрых русских крестьян изменилось на совершенно приветливое и сочувственное.

Те беженцы из Западных губерний, которые не смогли воспользоваться железными дорогами, следовали на восток своим гужевым транспортом в основном по Московско-Варшавскому шоссе.

Вдоль шоссе, идущего по Калужской губернии, на средства Татьянинского комитета для беженцев были построены бараки с кухнями и со складами для фуража, а также была организована врачебно-продовольственная помощь.

А самую первую партию беженцев в количестве двухсот пятидесяти человек, прибывшую из Гродненской губернии на своих подводах и со своим домашним скотом на почтовую станцию «Крапивна», ещё 16 августа встречал сам председатель Калужской губернской земской управы Николай Сергеевич Ченыкаев.

В размещении беженцев приняла участие и церковь.

Калужский епархиальный комитет помощи беженцам духовного звания, образованный 23 августа 1915 года под председательством Калужского и Боровского эпископа Георгия, размещал прибывших беженцев в своих подведомственных помещениях.

Именно там и нашёлся, пропавший было, протоиерей Сергей Климович Кочет – отец Сергий.