Эстер Кей - Я, Хаим Виталь. Роман

И для этого ввели каббалисты понятие « Герушин » – «отстранение». Отстранялись от всего мирского, устрожали для себя религиозные предписания, не хотели расслабляться, не хотели погрязать в житейском. Были и у них поля, огороды, мельницы водяные, житницы, пастбища, дубильные ямы для шкур, рабочие цеха для окраски шерсти. Но – не забывали они, для чего живут. Такими были и два брата-бизнесмена – Галанти, Моше и Авраам, такими были и Сагисы, и Багильяр, и Машун, и бин Нун, и множество выдающихся жителей города. Ди Видаш, Ди Узида – тоже такими были. Всех не перечислишь. Кто-то совсем уходил в духовность, как Ди Видаш и Виталь, или был подчеркнуто беден, как Коэн и Альтерец. Кто-то работал синагогальным служкой и при этом писал гениальные книги, как Азкари.

Кто-то, как Гевизо, привлекал к себе даже сердца галилейских преступников, руки они целовали ему, когда он проходил по опасным тропам меж гор, идя на очередное обрезание, ибо был моэлем , он шел со своим ножом, а они – со своим, но падали ниц перед ним и просили, чтобы благословил их по доброте сердца.

Кто-то сочинял музыку, песни, субботние гимны, как Наджара (Исраэль, а не братец его, чтоб вы, не дай Б-г, не перепутали) и Шломо Аль-Кабец, автор знаменитого «Леха доди». Хлебосольными были ученые Цфата, благо творили, и, если б не сделал на них «сглаз», « айн » Леви Ибн-Хавив из Иерусалима, видя их успешность, то расцвел бы в Цфате росток Мошиаха, Мессии, и было бы добро для всего Израиля. Но на раби Яакова Бейрава, успевшего дать Смиху пятерым, был наложен Херем – а иначе, по мнению Ибн-Хавива, слишком вырвался бы Цфат вперед, впереди Иерусалима поскакала бы слава града сего, как скакал Нафтали впереди своих братьев, сынов праотца Яакова, быстрый, легконогий Нафтали (в чьем уделе и находится географически город Цфат). Не судьба! Вырвались вперед, прорвались было сквозь преграду! И не были поняты остальными людьми поколения. Пришлось «свернуть проект».

Пришла осенняя пора, холодно стало по домам, а раби Ицхак как раз затеял продажу шерсти – открыл лавку неподалеку от посудной и антикварной лавки раби Иосефа Каро – и успешно пошли дела.

Но не знал он, как быть ему с группой каббалистов, руководителем которой он стал, как обращаться с учениками Рамака: крупная рыба ушла на дно, затаилась, залегла, а мелкую рыбешку ловить он и сам не хотел.

Душа Ари (как впоследствии будет прозван раби Ицхак), согласно доктрине каббалы, являлась душой самого раби Шимона бар Иохая, и пришла она в мир ненадолго. 36 лет были прожиты, кто знает, много ли еще впереди, даже если свобода выбора существует всегда. Пророк Элиягу, учивший его в хижине на берегу Нила, сказал – найти раби Хаима Виталя в Цфате.

Элиягу-пророк (в нашей киноверсии артист Д. Альтшулер) повелел передать эти знания раби Хаиму Виталю.

И только его одного учить, только ему передавать сложные пласты новейшей науки (отличающейся от системы Кордоверо, Рамака, по многим параметрам).

Ибо только душа раби Хаима так заточена, что она способна воспринять, не исказив, и передать дальше, и к самоотречению приучена, так, чтоб без сожалений всю жизнь свою на это положить. Но необуздан, как дикий мустанг, был молодой и сильный, подобно талмудическому Абайе, раби Хаим Виталь по прозванию Калабрис! Такого – непросто поймать и ввести в свою игру на вторых ролях. Он и сам – лидер.

Два с половиной года потратил р. Хаим на алхимические опыты…

За тем и ушел из Цфата в Дамаск, что у него там своя школа (сицилийская Эскуэла , а учащиеся – эскольан , так и община их называется), он и по системе Пророчеств р. Авраама Абулафии тренируется, и по р. Цайяху, и по Тайтатцаку. Мысль его сильна. Высоко парит, взлетает и приземляется по всем правилам духовного искусства. Немного склонен к самомнению, а порой – впадает в тоску. Вылитый Абайе! Несчастлив с характером жены. Что же еще знать о нем? Он избран. Довольно и того. Теперь вопрос, как привлечь эту душу к правильной работе.

Посылал Ари духовных гонцов через посредство сна, при поднятии души разговаривал с раби Хаимом, приглашал его в Цфат учиться у него.

Но, проснувшись, лишь смеялся «дамасский принц», удивляясь, что этому Ашкенази от него занадобилось. Нет, он уважал всех, и даже ашкеназов, и первым учителем его отца в Калабрии (еще давно, до переезда в Эрец Исраэль) также был некто р. Хаим Ашкенази. Но все же сложно было ему признать первенство пришельца над собой, коренным Цфатским человеком, на которого с детских лет сделали ставки три самых крупных фигуры тогдашнего законоведения и мистицизма, получившие ординацию от Бейрава: Каро, Альшейх и Рамак. И каждый из них прочил раби Хаима Витала себе в преемники, готовил его к судьбе великой. Так к чему ж размениваться?

Между тем раби Хаим Виталь по прозвищу Калабрис все не шел и не шел в Цфат, а время бежало, погода портилась, дороги растекались глиной и щебнем, стремительно обрушивались ливни, громыхал молчаливый галилейский гром при зарницах, осыпались последние оливы, намокали коровы в рощах, клубились тучи, облачные стада со своим молочным выменем, полным тумана и росы, шли, обдираясь о вершины гор. Клочками плыли облака, и казалось, будто горные хребты Мерона отрывались от земли и вверху парили.

– Да что же это за наваждение такое, – сказал раби Хаим. Хотя был он к наваждениям, в общем-то, привычен, с детства подвержен мечтаниям и экстазам пророчества, но взял себя в руки, как всегда, так и в этот раз, и последовал зову души более высокому, чем тот, который говорил ему оставаться в Дамаске, и сказал свое последнее «Прости» рекам дамасским, снарядил в дорогу хороший свой нож, веревок пару, хлеба испек (всегда ел только свое, ни у кого не пробовал пищу), узнал, какой караван идет через перевал, выждал погоды да и в путь пустился.

«На рош-ходеш Адар планировал оказаться в Цфате. Получилось даже чуть раньше. Обычно караваны запаздывают, погода не всегда благоприятна, бывают и обвалы в горах. Мы преодолели перевал удачно. Я даже восхититься успел базальтовыми глыбами и валунами, черные, серые, розовые – будто из пены – лавовые камни напомнили мне о вулкане. Сверкнуло и вулканическое озеро Кинерет – что твой алмаз в лазурном мареве. «И как это огонь с водой боролись здесь, на этом месте, – думал я, отстав от каравана, по дороге, – Огонь – от Гавриэля-ангела исходит. Водная стихия – Михаэлю подчинена. Боролись не на шутку оба.»