Ольга Эрлер - Александр и Таис. История одной любви. Книга первая

Последнюю фразу Таис пропела звонко, страстно, и оборвала, бессильно уронив руки. В завороженной тишине Таис подняла глаза, полные муки и обреченности, и тишина держалась, пока она не улыбнулась, давая понять, что таинство проникновения в жизнь чужой души закончилось, и это была только песня, милые мужчины, только песня.

По рядам пронесся вздох восхищения, перешедший в крики восторга. Вот это да! Значит, Таис попала в точку? Она пела известные стихи Сафо, но в ее необычном исполнении они прозвучали совершенно по-новому. Она приоткрыла тайники женской натуры, заставав звучать такие неожиданные струны души женщины, о существовании которых никто не догадывался. Так глубока и так ранима, бескорыстна и безнадежна может быть женская любовь. «Терпи…»

Александр вздрогнул всем телом, как конь. В очередной раз эта девчонка ухитрилась поразила его, пронзить до глубины души. Это невероятное существо, полное неразгаданных тайн, живущее по своим законам. «Я хочу знать, как она живет…» Когда это было?

Она протянула ему стихи, перевязанные ленточкой.

– А исполнительницу? – царь поцеловал ее в обе щеки и пригласил за свой стол, третьей на ложе. – Как ты умудряешься меня каждый раз удивлять?

– Стараюсь.

– Есть ли что-то на свете, в чем ты не идеальна?

– В ратном деле.

– Я рад, хоть что-то осталось на мою долю, – улыбнулся Александр.

Легкий светский разговор и обмен любезностями давно закончился. Все внимание Таис было поглощено Александром. Он рассказывал о битве и своих впечатлениях, о том, что его волновало. (А, значит, и Таис.)

– Понимаешь, если я иду в бой… Я рвусь: кровь бурлит, меня тянет, уж не знаю, – жажда помериться силами, запах крови, ярость, страсть. И на лице у меня всякое выражение может быть: озверения, презрения, упоения. Все, что угодно, но никак не страха. Я не хвастаюсь, честно. Так же? – он обратился к Гефестиону, рядом с которым сидел.

– Страх, да еще какой, испытывает каждый, – возразил Гефестион. – Ты, видимо, большое исключение, Александр. Но это перед боем. А во время боя он преобразовывается во что-то другое, в ярость, опьянение, ты правильно сказал. Ты пребываешь в каком-то лихорадочном состоянии, оно требует напряжения всех сил, но и приводит в восторг…

– Да, если ты идешь в бой, скованный страхом, то считай, что ты уже проиграл, – продолжил Александр. – И вот я пробиваюсь к колеснице Дария, меня ведет какая-то сила, я знаю, боги со мной. Он видит меня, и его лицо искажается гримасой ужаса! Ты знаешь, – он даже выпрямился от избытка чувств, – я даже опешил, увидя это. Мне так досадно стало. У человека армия в десять раз больше моей, они могли бы нас затоптать. Сколько возможностей было устроить нам западню, разбить нас при правильной тактике, которую может подсказать любой мой лохаг 13 13 Лохаг – командир взвода в 150 человек. , но которую ему не предложил ни один из его полководцев. – Александр покачал головой.

– Тебе досадно, что нет достойного противника? – уточнила Таис.

– Да, что-то в этом роде… Ты так интересно все называешь, – царь усмехнулся. – Конечно, хорошо, что все так закончилось. Все еще может измениться, глупо, наверное, досадовать… – Он помолчал. – Просто, если раньше у меня было предчувствие победы или того, что случится, то сейчас прибавилось знание, что Дарий у меня в кармане. Это ново.

– Тебе жалко, что ты все знаешь наперед, и тебя не ждут большие сюрпризы, когда решение надо искать на ходу? – предположила Таис.

Александр снова смущенно усмехнулся:

– Зато от тебя одни сюрпризы. Да, ты в общем-то права.

– Тебе хочется, чтобы было трудно?

– Почти… – Александр на миг опустил глаза под проницательным взглядом Таис. – Мой внутренний голос, гений, как его понимал Сократ, или здравый смысл, называй, как знаешь, говорит, что в Тире будет трудно. И я не могу сказать, что меня это радует.

– Потому, что это ожидаемые трудности?

– Ладно, давай оставим эту тему, – засмеялся Александр, – ты меня приперла к стенке.

– Это очень интересно. Но, жить и знать все наперед, как Кассандра – наверное, ужасно.

– Странно, что ты нашла, за что меня пожалеть. Есть ли человек, вознесенный судьбою на более высокую ступень счастья, чем я?

Таис подумала про себя, что нахождение на вершине чего бы то ни было, может иметь и плохую сторону – одиночество, например, но не стала судить о том, чего не знала, а сказала лишь: «Да, это справедливо».

Обычно Александр отправлял ее спать до того, когда мужчины напивались и начинали вести себя бесконтрольно. Вот и сейчас Александр отправил ее, и она шла домой в отличном настроении, довольная днем и своим успехом. Птолемей вызвался ее проводить. «Знаем мы эти проводить,» – подумала Таис, но согласилась. Птолемей ожидал, что ему перепадет от ее хорошего настроения и не ошибся, – она разрешила ему праздник.

К чести Птолемея надо сказать, что он хорошо усвоил мудрость: «Не насладится муж, когда жене не любо наслажденье», и в любви выгодно отличался от большинства мужчин – нетерпеливых, неумелых, поглощенных собственными желаниями. А женщине куда приятней иметь дело с мужчиной, который знает, что нужно «ей». А ей для получения плотской радости подчас нужны совершенно другие вещи, чем «ему». Иногда, например, по-больше времени. Поэтому Птолемей научился сдерживать свой пыл и со временем даже стал находить дополнительную прелесть в оттягивании и растягивании удовольствия. Сейчас он массировал и ласкал ее ноги, чередуя крепкие движения рук с нежными поглаживаниями и поцелуями. Таис чувствовала его мягкий язык, жадные зубы и теплое дыхание. Его волосы щекотали ее чувствительные ступни. Он любил ее ноги, да и как можно было что-то в ней не любить? В мерцающем свете светильников Птолемей вожделенно разглядывал ее роскошную фигуру, божественные линии и формы, до которых ему не терпелось добраться.

Расслабленная после купания и массажа, Таис полудремала, и в полусне ей казалась почти доказанной мысль о том, что если два близких человека, два друга, какими были она и Александр, по каким-то причинам не могут стать еще ближе , то это не значит, что нельзя наслаждаться той «дружеской» близостью, которая есть.

Птолемей же думал о том, как обожает любить ее в таком полусонном состоянии, разнежено-покорную, не принадлежащую себе, но безраздельно ему одному.

Мир, как известно, тесен, и каждого человека мы встречаем в жизни по крайней мере два раза.

Парменион захватил вдову Мемнона персиянку Барсину вместе с казной и другими персидскими аристократками в Дамаске и предложил Александру в подруги. Ее отец Артабаз был сыном царской дочери. Таким образом, Барсина была «подходящих» царских кровей и совмещала в себе две культуры; знала два языка, целых 10 лет своего детства-юности прожила при дворе Филиппа в Македонии, где в свое время нашел приют ее отец. Она была старше Александра на несколько лет и к моменту их новой встречи имела четверых детей. Александр и его приближенные прекрасно помнили ее по прошлой жизни, она была почти «своим человеком». Царь решил, что Барсина идеально подойдет для своей роли – не мешать и не создавать проблем. В ней была замечательная хамелеонская черта – она идеально вписывалась в предложенные обстоятельства и подстраивалась под любые характеры. Чувства не играли в ее жизни большой роли, кроме одного – себялюбия. Александр поблагодарил Пармениона за заботу и принял подарок.