Ольга Эрлер - Александр и Таис. История одной любви. Книга первая

Усмешки потускнели, когда тиряне впервые увидели македонские осадные башни. Многоярусные монстры до 60 метров высотой были защищены от стрел овчинами, и покрыты специальной смесью, предохранявшей их от огня. Верхний двадцатый ярус снабжался подъемным мостом. На башнях были установлены катапульты и баллисты. За щитами прятались лучники, тараны и гигантские сверла для бурения вражеских стен.

Тиряне предпринимали удачные вылазки: так, они загрузили корабль серой, щепками и смолой, подогнали его к молу и подожгли. Огонь, перекинувшийся на осадные башни и солдат, принес многие разрушения. Для смягчения ударов таранов и катапульт тиряне защищали свои стены мешками, набитыми водорослями. Чтобы помешать движению македонских кораблей, они засыпали узкий морской пролив камнями. А корабли у македонцев стали появляться: финикийские и пятивесельные кипрские, команды которых переметнулись от персов к македонцам.

Таис болела «животом». Болезнь была полуправдой-полуотговоркой для Птолемея. Они сидели по-семейному рядышком, ее голова у него на плече, когда неожиданно, как снег на голову, в их гнездышко вошел Александр. Таис медленно подняла взгляд и поэтому пропустила вспышку в глазах Александра. Ее саму поразило то спокойствие, которое она ощущала. Ничего не дрогнуло, не шевельнулось, не оборвалось. Как будто она в сто первый раз играла сцену в заигранном спектакле. Она не стала разбираться, откуда в ней эта сила – от слабости ли, летаргии ли, какая разница. Главное и дальше сохранять спокойствие, держать паузу и не отвечать на задирки врага, как говорил Неарх.

Птолемей же ощутил горячий прилив удовольствия от того, что в чем-то обошел Александра, что именно ему на плечо кладет Таис свою головку – не всегда понятную, но всегда прекрасную.

– Жаль, что помешал идиллии двух аркадских пастушков, – сказал Александр вместо приветствия.

И все же этот негодяй, этот эгоист, этот лицемер-притворщик умудрился довольно быстро «оттеснить» Птолемея от Таис, так, что они стали – вместе, а Таис – одна и по другую сторону рубежа. Александр заговорил Птолемея. Вот они уже смеются вместе, Александр обнимает Птолемея за плечи, а тот – на седьмом небе, его улыбка предназначается уже не Таис, а Александру. Он разъединил их такое непрочное, редкое единство и с чувством достигнутого успеха вскользь поглядывал на Таис. А она с равнодушием покорившегося судьбе человека, принимала происходящее, как данность.

Александр послал к Сисигамбис, матери Дария, за кошкой, полечить живот Таис. Вот уже кошка, урча и мурлыкая, лежит на больном ее животе, греет и успокаивает. А кошка была красавица, из редкой породы ванских кошек – белоснежная и с разноцветными глазами: голубым и зеленым.

– Кошку зовут Персия, но дело свое знает. Если ты считаешь, что ее имя оскорбляет твои национальные чувства, называй ее Элладой.

Таис по-прежнему не реагировала на его манипуляции, слабость оказывала ей в этом помощь. А Птолемей поддался. С чувством собственной избранности, гордый доверием государя, он отправился выполнять какое-то срочное поручение царя, нисколько не сомневаясь в его важности и срочности.

Они остались одни. Что ж, Александр, тывыбрал и подготовил поле для битвы. И эффект неожиданности произвел ты. Что дальше, великий стратег?

– Что ты такая неигривая сегодня?

– У меня нет сил играть с тобой в твои игры.

– Хорошая отговорка, умная.

Он сел на корточки перед ней, опершись на ее колени, привалившись к ним всем телом так, что ее ноги упирались в его каменную грудь. Таис чувствовала его тепло и тяжесть, его мужскую сильную плоть. Опаловые глаза смотрели скептически-проникновенно или, другими словами, нагло и вызывающе в двух пядях от ее лица. Это был удар тяжелой артиллерии – «ворона». Но она решила побороться.

– Я не уйду, пока не загоню этого зверя.

– Что это? – проговорила она с невозмутимой улыбкой мраморной статуи.

– Я не уйду, сказал я себе, пока она не перестанет быть «букой» и не улыбнется мне. И вот…

– Я улыбнулась. Подумать только, – насмешливо парировала она, – опять получилось по-твоему.

– Да, какая тоска, все одно и то же. Почему ты не принимаешь мои приглашения и лишаешь меня удовольствия твоего общества? – спросил он по-прежнему шутливо.

– Потому что в моем обществе нет удовольствия.

– Ты теперь навсегда сделалась «букой»?

– Да, видимо, тебе придется поискать другое приятное общество.

Таис хотелось сказать «ты нашел», как о свершившемся факте, но она сдержалась и решила не падать так низко.

– А надеюсь, ты шутишь? Мур-р-р… – он помурчал вместе с котом. – Наш разговор напоминает мне детство. – Он интуитивно переводил разговор в другое русло. – Когда мне было лет 11, а сестре Клеопатре – 10. Она тоже обижалась и так со мной разговаривала. Теперь ты напомнила мне ее еще и этими капризами.

– Я разве на нее похожа?

– Нет, абсолютно. Она похожа на меня. Просто я испытываю к тебе схожие чувства.

– Я тебе ее заменяю?

Даже отчужденный непривычной иронично-вызывающей интонацией, ее голос волновал Александра, как всегда. Он любил звук ее голоса и был рад, что снова слышит его. Ее афинское слегка шипящее «с», повышающаяся мелодика в конце фразы, то, как брала она дыхание…

– Нет, ее нельзя заменить. Ты мне напоминаешь очень хорошее время – Гефестион из этого времени, и многое хорошее, лучшее во мне и в моей жизни. Когда все – впервые. Когда ты каждый день ожидаешь счастье и получаешь еще больше, чем ожидаешь. Это – святое, понимаешь, о чем я говорю?

– Как будто ты вдруг открыл глаза и увидел мир впервые, – она поняла его.

– Да. Именно так. Первый уникальный раз, прекрасное начало всего. Клеопатра осталась там.

– Но она же есть, и вы увидитесь.

– Если это случится, то это будут другие Александр и Клеопатра. Той жизни больше нет.

– А Гефестион?

– А Гефестион есть, какой молодец, да, ему удался этот фокус. Он – чудесное исключение.– Александр улыбнулся кротко и счастливо и коротко опустил голову ей на колени.

– Какая она, Клеопатра?

– Умница, каким мне не быть, несмотря на то, что ее пол для нее большое препятствие. Сильней меня – ибо она воюет с мамой, а это похлеще, чем с Дарием. А, может, ей все легче, потому что разум преобладает в ней над чувствами. Как она спокойно отнеслась к своему замужеству! На собственном дяде. Хотя царские дети по любви не женятся.

– А как же твои родители?

– Исключение. Ну, а чем кончился этот брак по страстной любви? Любовь и власть… Любовь к власти оказалась сильнее любви. В борьбе за власть …друг над другом погибла любовь. – Александр задумался, рассеянно отвел глаза.

– Ты часто вспоминаешь дом и семью?