Александр Верт - От Каина

Иван − рослый, тихий мальчишка, держался чуть поодаль от других ребят. Он выбрал Бога в то время, когда остальные от него отрекались, решил поступать в Минскую семинарию [2] Минская духовная семинария имени святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста – богословское высшее учебное заведение Минской епархии Белорусского экзархата Русской православной церкви, готовящее церковно- и священнослужителей. Располагается в деревне Жировичи. , и новость о возможном ее закрытии взволновала его до глубины души.

− Этого и следовало ожидать, − злорадствовал школьный учитель, считая религию заразой для народа.

Услышав такую новость, Иван нетерпеливо ждал окончания занятий, чтобы помчаться сквозь лес в поселок Жировичи и узнать, правдивы ли эти разговоры.

В заветном святом месте люди появлялись редко, а сегодня Иван сразу заметил ребенка, сидевшего на ступенях храма.

Странно было тут видеть мальчика, чуть младше его самого, помечающего что-то в тетради. Проходя мимо, Иван взглянул на ее страницы. Его поразили наброски удивительных мест, но Иван спешно отвел взгляд, не смея рассматривать рисунки.

Смущенно ускоряя шаг, он зашел в храм. Ему показалось, что мальчик обернулся и хотел что-то сказать, но Иван испугался перспективы беседовать с этим ребенком.

Он поспешил забыть о необычном мальчике, вернувшись к источнику своих тревог, разрешить которые мог только сам митрополит Антоний [3] Митрополит Антоний (в миру Анатолий Сергеевич Мельников), ректор Минской семинарии с 1956 по 1963 год. . Благо, этот тихий человек с мудрыми глазами всегда был рад его видеть. Даже если юноша заставал его врасплох.

− Неужели это правда? – без предисловий спросил Иван, подойдя к мужчине.

− Что правда, мальчик мой? – мягко взглянув на юношу, отвечал митрополит.

− Что семинарию закрывают!

Рука мужчины легла на голову подростка, мягкая улыбка исказила губы. И только затем митрополит тихо ответил:

– Нет, не закрывают, но свет ее почти угас.

– Свет? О чем вы?

Рука исчезла. Мужчина сделал несколько шагов, задумчиво пересек комнату, а после заговорил.

− Как ты думаешь, зачем мы нужны Богу, если он вездесущ?

− Чтобы помочь его увидеть, − сходу ответил Иван, который не раз думал об этом.

− Можно и так сказать…

− Так что тогда?..

− Нам некого учить, Вань, − прямо ответил мужчина.

− А я!? Как же я!?

− Ты еще мал, мальчик мой…

− Но…

У Вани не было аргументов. Он чувствовал, что это неправильно, но объяснить это никак не мог.

− Я понимаю твои чувства, но…

− Только не говорите, что на все воля Божья! – воскликнул юноша, не понимающий такого рода ответов.

− Зачем же? Дело совсем не в этом, − говорил мужчина. – Все развивается: и мир, и люди, и наша родина. Сегодня она не принимает нас, но после все изменится. Святое место, вроде этого, не останется без благословения. Да и ты ничего не теряешь. Это не единственная семинария, а значит – путь твой не утерян. Ты легко можешь выучиться в другом месте, а после вернуться сюда или, быть может, найти другое место своим знаниям.

Ваня вздохнул, пытаясь принять такого рода правду.

− Так что не стоит бояться. Бог – он везде один. Он все видит и не оставит тебя. Он никого не оставит…

«Никого», − повторил мысленно Иван и почему-то вспомнил мальчика там на лестнице. Вспомнил странный карандаш в его руках и рисунки, а его самого вспомнить не смог: ни одежды этого мальчишки, ни лица.

− Там, на лестнице, − начал было Ваня, но мужчина перебил его:

− Мальчик?

− Да…

− Он там уже давно. Зашел в храм, побродил немного и вышел, с тех пор сидит там.

− Он рисует что-то…

− Иностранное?

− Наверно. Непонятное оно. Ему наверно помощь нужна. На иностранца похож…

− По-русски он говорит отлично и хоть рисует места далекие, хорошо понимает смысл всего вокруг.

− Но ведь это ненормально!..

− Да, что-то есть необычное в нем, но пока он сидит тут, он в безопасности, что бы с ним ни приключилось.

Ваня вновь вздохнул, смутно понимая разумность всех этих слов.

− Тебе не о чем беспокоиться, − заключил мужчина. – Ни о судьбе своей, ни о судьбе этого мальчика. Если ему нужна помощь, он ее найдет, точно так же, как и ты найдешь в свое время, поэтому не стоит переживать.

− А что будет с вами, если учить будет некого?

− Скорее всего, я окажусь в другом месте, но это ничего не изменит.

Иван только кивнул, вдруг осознав всю силу простых слов о воле Бога.

Поблагодарив митрополита и попрощавшись с ним, он покинул святое место, тут же вспомнив о странном мальчике, поражаясь, как о нем можно было вообще забыть за пару мгновений до новой встречи. Но мальчик сидел все там же, в совершенно новой темно-синей форме. Мало у кого в Ванином классе была форма нового образца, у кого-то и вовсе не было формы, а лишь ее подобие, а у этого мальчика она была безупречна.

Это стало еще одним удивлением Ивана, однако внезапный голос заставил его вздрогнуть.

− Развели тут всяких попрошаек, − ворчала проходящая мимо женщина.

От этой гневной фразы Ваня тут же осмотрелся, но никто не просил милостыню у святых мест. Зато неизвестный спокойно отвернул полу пиджака и, быстро достав что-то из внутреннего кармана, метнул женщине. Золотая монета блеснула на ярком солнце, прежде чем женщина поймала ее.

− Ты знаешь, кому это можно продать и никогда больше не думать, как рассчитаться с долгами.

Женщина побелела от этих слов, руки ее задрожали, но она смотрела на беловолосого мальчишку глазами полными отчаянья.

− Иди уже, − отмахнулся от нее мальчишка в новой форме и через плечо посмотрел на Ивана. – А тебе чего?

− Ничего, − смущенно ответил мальчишка, с удивлением понимая, что на него смотрят ярко-красные глаза.

Незнакомец хмыкнул, стукнул по ступеньке рядом, приглашая присесть, и продолжил рисовать. Борясь со страхом, смущением и любопытством, Ваня все же сел рядом с мальчиком и стал украдкой поглядывать в тетрадь. На бумаге под действием странного предмета появлялись черные линии, а из линий собирались колонны, окна и врата, создавая очертания города.

− Это Рим, − спокойно сообщил мальчишка и взглянул на Ивана.

− Но ведь…

Однако бледный палец не дал ему заговорить, коротко коснувшись его губ.

− Хочешь быть счастливым, отделяй политику от искусства. Архитектура − это искусство, а строй страны – это политика.

Сказав это, он убрал палец и стал переворачивать страницы.

− Это Вена, а это Акрополь, а это пригород Нью-Йорка. Это, кстати, оттуда.

Он вложил в руку мальчишки свой волшебный пишущий предмет.

− Это шариковая ручка, одна из первых, скоро они и здесь появятся, ибо очень удобны.