Влад Ревзин - Сумерки берлинских идолов

В маленьком вестибюле, где на полу в шахматном порядке лежали неровные голубые и кремовые плитки, в трещинах и изношенные по краям, Клюг показал свою бляху на ремешке толстой сестре милосердия, сидевшей за перегородкой? и спросил:

– Циммерман? Его привезли вчера позднее полуночи.

Сестра ласково взглянула снизу вверх из окошка в узорчатой стеклянной перегородке:

– Восьмая палата. Похоже, он пришел в себя.

Она указала рукой вглубь коридора и приветливо улыбнулась, словно пухлая мадонна в рамке. Румяная, с ямочками на щеках, она радовала глаза.

– Спасибо.

Отто Циммерман действительно находился в уме и, что важно, при памяти. Увидев Клюга, он подобрался, сел повыше, и тревожно блеснул глазами.

В маленькой палате, кроме кровати, узкого шкафа и ночного столика, ничего не было, да и не поместилось бы.

– Доброе утро, герр Циммерман, – поздоровался детектив скучно.– Как вы себя чувствуете?

Он сразу же решил показать, что считает Шмутциге обыкновенным, цивильным потерпевшим, и ему никого дела нет до его полицейской службы в прошлом.

– Доброе, – прохрипел Циммерман.

Клюг огляделся. На большом окне, нижнюю часть которого замазали мелом, болтались на сквозняке белые занавески.

У частного детектива вокруг глаз залегли черные круги, словно у актера из «Усталой смерти» Ланга. Повязка сидела на голове шлемом, в котором, к счастью, не забыли оставить отверстия для глаз и рта. Пахло карболкой, сортиром и тушеной капустой.

Старший детектив взял у стены стул с прямой спинкой и дерматиновым сиденьем, отнес его к койке.

– Можете говорить?

Отто после короткого колебания осторожно кивнул.

– Тогда, чтобы вас сильно не утомлять, самый важный вопрос. Что вы делали вчера у пивной «Золотая Брага»?

Циммерман закрыл глаза.

– Я имею право не отвечать. Гулял.

Клюг невозмутимо осмотрел на бинты. Потом вздохнул:

– В таком случае у меня есть право задержать вас по подозрению во взрыве и распылении нервнопаралитического газа в общественном месте. И тюремный лазарет имеется. Кормят там похуже, чем здесь, но думаю, что не намного.

Он начал вставать со стула, Шмутциге закашлялся, поднял руку и тихо взвыл.

– Ладно, это я так, не подумав, сказал.

Он сделал паузу, набрался сил и начал:

– Следил за человеком. У меня появилась информация, что он, – Ральф. Ну, тот самый, поджигатель.

– За вознаграждением нацелились?

– Мое право.

– Ваше право, сообщить властям, а не спугивать опасного преступника. Откуда информация?

– Но послушайте, детектив!

– Старший детектив. Я слушаю.

– Я живу слежкой! Почему я должен отказываться от денег!

– Потому что вы спугнули особо опасного для общества преступника. И теперь он предупрежден. Не хотите отвечать в судебном порядке, отвечайте мне!

Приоткрылась дверь и в палату заглянула полная медсестра. Она осуждающе покачала головой, прижала палец к губам и неслышно закрыла створку.

– Ладно, ладно. О Ральфе я узнал от маленькой проститутки с Восточного вокзала. Кличка Мими, настоящее имя Валери Войцеховски.

Он остановился, перевел дух.

– Как выглядит?

– Волосы рыжие, одевается в черное, стиль у нее такой, готический. На руке чернильная татуировка, -изображение буквы Z.

– Что значит, – маленькая? Несовершеннолетняя?

– Обижаете, – пробубнил Циммерман в шлем из бинтов.– Сроду дела не имел с малолетними. Сразу бы сообщил в местный участок. Мими уже к двадцати пяти. Невысокая ростом, не больше метра пятидесяти пяти.

– Дальше?

– Ее клиент, штурмовик, хвастался в заведении на Лангештрассе, что может взорвать или поджечь любое здание. Сейчас в городе многие напуганы, слухи ходят о вражеских агентах, поджигающих дома и заведения, – чтобы посеять панику. Ну, вы и сами знаете…

– Знаю, – сказал Клюг равнодушно.

– Ну вот. Она еще вспомнила, что коричневорубашечник болтал с кельнером из той пивной, напротив ее гнездышка на Лангештрассе. Я тут отправился его допроси… опросить, и за пять марок кельнер тут же вспомнил, что этот тип предлагал ему несколько бутылок хорошего рома, якобы полученного прямиком из Ямайки. И опять оговорился, – я мол, вечером буду в Ньюколне, в «Золотой Браге», а потом могу заехать за бутылками в Биесдорф.

– Так и сообщил, – в «Золотой Браге»?

– Я сначала тоже не поверил. Но Мими и кельнер утверждают, что наци был хорошо на взводе, и шнапсом там дело не ограничилось. Вот я подумал, мог и сболтнуть…

Клюг глянул в щель между занавесками. Всякое бывает…

– Как зовут кельнера?

– Фред.

– А почему эта Мими так разоткровенничалась? Вы для нее никто. Старые связи?

Шмутциге надолго затих.

– Это история длинная.

– Расскажите, тем не менее. Сейчас любая деталь важна.

– Это может мне выйти боком. Прежние грехи…

Старший детектив мысленно усмехнулся: наступает момент истины.

– Если не потребуется для следствия, – останется между нами. Я ведь в протоколах и так могу повернуть, и эдак описать. Система вам известна. Этого разговора могло и не быть.

– Это хорошо, – промямлил Циммерман, хотя особого облегчения детектив в его голосе не услышал.

– Шантаж, – начал он.– Эксплуатация страха. Угроза компрометирующих или клеветнических разоблачений, с целью вымогательства чужого имущества или разного рода уступок. Кажется, так гласит Уголовный кодекс Веймарской республики?

– До пяти лет тюремного заключения, – в унисон ответил полицейский.– И это без отягчающих последствий. И на сколько лет вы заработали?

Выйдя из больницы, Клюг бодро сбежал по ступеням, но тут же стало ясно, насколько он устал. Ноги гудели, шумело в голове, и от голода ныл желудок. Надо поесть, иначе он свалится.

Сидя в кантине «Gesundheit durch Geschmack», он жевал ростбиф и картофельный салат, невидящим взглядом упершись в бетонную колонну. Вокруг ели, пили и разговаривали, звенели ложки и стаканы. Посетители входили и выходили, бродили по громадному зданию с низким потолком, а полицейский не видел ничего.

Шмутциге только что поведал ему о источнике своих доходов, – в бытность свою в отделе нравов, – и все это требовалось обдумать. Конечно, -за такое не дают премию Карла Великого. Исходя из его приступа откровенности, Шмутциге склонил двух уличных девиц к сотрудничеству, снял квартирку недалеко от места охоты, обзавелся хорошим фотоаппаратом, и присел в засаде. Он утверждал сегодня, что попадалась плотва, – верные мужья, сынки мясников и пекарей, парочка чиновников из местного управления. И только.

Но это не были предания старины глубокой. Шмутциге не бросил прибыльный бизнес, хоть и времена пришли не столь сытые, – как во времена, когда в его кармане болталась полицейская бляха. И вполне вероятно, что фотоаппарат запечатлел штурмовика СА, над телом которого утром хлопотали судебный врач, вахмистр и санитары. А если это так, достаточно проявить снимок, показать его Циммерману, -и круг замкнется.