Екатерина Люмьер - Хрупкость

– Уже ничего не изменишь. Он вырос. – Виктор встал и подал руку Венсану. – Пойдем.

– Остается только верить в то, что он не потеряет себя во тьме, ведь он уже отказался от света, – вымолвил тот, принимая руку Люмьера.

Люмьер невесело усмехнулся. Вечерело, в парке появилась легкая дымка, похожая на туман. Люмьер взял Венсана под руку и медленно повел на выход, где их ожидал личный экипаж. Стоило отправиться в ресторан и обратно в поместье, где их ждал целый урожай оранжевых тыкв, красных яблок и уже заготовленное служанкой тесто для пирога. Было что-то особенное в том, чтобы тихо сидеть вдвоем и готовить десерт.

– Жаль, что мы не можем иметь собственных детей.

– Разве Аньель не доказательство того, что мне нельзя иметь детей? – поинтересовался Венсан.

– Процентная вероятность того, что у ребенка будет то же самое, что и у тебя – не равна сотне. Не во всех случаях у ребенка обязательно будет расстройство, как у одного из родителей.

Венсан вздохнул и опустил глаза. Он хотел было что-то ответить, но мысли начали путаться, а в голове поднимался так хорошо знакомый гул голосов.

– Я устал, – пожаловался он.

– Извини. – Виктор внимательно на него посмотрел. – Отправимся домой?

Де ла Круа кивнул и мягко коснулся губами щеки Виктора. Виктор подумал, что ужинать в ресторане не очень-то и хотелось. Спустя десять минут они сели в экипаж на выходе из Ричмонд-парка и отправились в обратный путь. Стоило им забраться в повозку, как начался дождь. Он разошелся за пару минут до сильнейшего ливня и к выезду из Лондона перестал.

К концу третьей недели Аньель совсем освоился. Учеба оказалась тяжелее, чем он предполагал. Занятия начинались рано утром и заканчивались поздно вечером. Ночи он проводил, склонившись над книгами, а перерывы между лекциями и семинарами, де ла Круа проводил в библиотеке, стараясь отыскать труды по интересующим его темам. Времени катастрофически не хватало, но он не смел жаловаться.

При более близком знакомстве Чарльз оказался очень приятным молодым человеком. Казалось, у него на все в жизни находилась остроумное замечание или шутка. Он мечтал состояться как писатель, а поэтому не расставался с толстой тетрадью, куда постоянно записывал разные мысли. Дружба, завязавшаяся еще в первый день, согревала душу Аньеля. Посвящая всю свою жизнь учебе и различным искусствам, к своим годам он мог сказать, что у него никогда не было близких друзей помимо Виктора. И несмотря на то, что он всегда считал, что общества Люмьера ему вполне достаточно, только оказавшись в Кембридже, Аньель ощутил, как много он упустил.

После одного из учебных дней Чарльз предложил Аньелю прогуляться до ближайшего паба и выпить по пинте эля. Великобритания, славившаяся своими пабами, располагала ими во всех городах почти на каждой улице, и не провести один вечер в компании кружки пива было бы кощунством. Они сели за столом, заказав по пинте и несколько разных закусок, и Чарльз спросил:

– Мы с тобой живем в одной комнате и периодически сталкиваемся тут и там, но так толком особо не познакомились. Расскажи, что умеешь, чем занимаешься? Помимо того, что очень хочешь учить психиатрию. – Чарльз поправил очки, но потом вовсе их снял, сложив и оставив на столешнице. У него были, как оказалось, зеленые глаза.

Аньель ненадолго задумался, а потом произнес:

– Я играю на скрипке и иногда сам пишу музыку. Хотя последние недели были настолько насыщенными, что я почти забыл об этом.

Он неловко улыбнулся своему собеседнику и сделал небольшой глоток.

– А чем увлекаешься ты помимо того, что хочешь писать романы?

– Мне нравится изучать языки и древние легенды. Не так давно я сам освоил древнеисландский язык. Правда, найти материалы было непросто, но мой дядя ученый, и смог достать учебник. – Чарльз смущённо улыбнулся. – А твоя музыка… И много ты написал?

– Звучит сложно и увлекательно. Мне нравится, – воодушевленно ответил де ла Круа. – Какие языки ты еще знаешь? А моя музыка… есть несколько хороших вещей. Обычно музыка сама находит меня, а я лишь ее записываю и придаю необходимую форму.

– Как интересно! – Чарльз широко улыбнулся и отпил эль из бокала. – Я знаю французский, немного говорю на немецком и стараюсь выучить чешский. Как-то так получилось, что пока я не освоил много языков, но я стараюсь. – Он немного покраснел, рассказывая о себе. – А кто твои родители? Ты ведь француз.

– Это выглядит очень многообещающе! Мои родители? Я воспитывался бабушкой и дедушкой. Моя мать умерла при моем рождении, а отец… он… – Аньель замялся, размышляя над тем можно ли доверить соседу свою тайну. Отчего-то он чувствовал стыд. – Он болен. Именно поэтому я и хочу изучать психиатрию.

– О. – Гэлбрейт понимающе кивнул. – Я воспитывался только матерью. Мой отец бросил нас ради новой жены и нового сына. – Тот пожал плечами. – Не все люди без недостатков.

Аньель понимающе улыбнулся.

– Признаюсь, иногда я бы хотел, чтобы мой отец просто ушел из семьи. Хотя я бы хотел найти способ помочь ему. Мы никогда толком не общались. Видишь ли, он меня боится.

– Да? – Чарльз удивился. – Почему?

– Не знаю. Эта идея была у него всегда. – Де ла Круа пожал плечами и сделал большой глоток из своего бокала. – На самом деле он ни с кем особенно не общается, кроме одного человека.

– А почему? – Чарльз понимал, что звучал, как сломанный инструмент, но ему и в самом деле было интересно.

– Он слышит злые голоса, которые настраивают его против всего мира. Иногда этот гул не стихает неделями, – Аньель говорил осторожно, тщательно подбирая слова. – Мой дядя считает, что причина в неправильной работе головного мозга. Я бы хотел это доказать.

– Если только эти профессоры захотят тебя слушать. Как я знаю, такой дисциплины в университете нет. Только какие-то факультативы, и то спорные. – Гэлбрейт достал папиросы с американским табаком и предложил Аньелю. – Чем ты ещё увлекаешься кроме музыки?

– Я заставлю их меня услышать, вот увидишь, – решительно ответил Аньель, принимая папиросу. – Мне нравится балет. Я сам танцевал все детство. А что насчет тебя?

– Балет? Он у вас так популярен? На мой взгляд, балет во Франции лучше, чем в Англии. – Тот прикурил и задумался, а потом ответил. – Люблю изучать архитектуру. Ради этого часто выезжал из страны. Спасибо матери, она меня отпускала и первое время помогала деньгами. Сейчас я работаю сам.

– Работаешь? – вырвалось у Аньеля. Мысль, что его ровесник мог иметь профессию вызывала у него смешанные чувства. Как урожденный аристократ он редко задумывался о том, как живут люди, принадлежащие к другим классам. – Мой дядя когда-то танцевал на главных парижских сценах. Он научил меня всему.