Екатерина Элизабет Люмьер - Гимн Красоте

Корректор Ирина Аргали

© Екатерина Элизабет Люмьер, 2020

© Марго Верре, 2020

ISBN 978-5-0050-9575-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Скажи, откуда ты приходишь, Красота?

Твой взор – лазурь небес иль порожденье ада?

Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,

Равно ты радости и козни сеять рада.

Заря и гаснущий закат в твоих глазах,

Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;

Героем отрок стал, великий пал во прах,

Упившись губ твоих чарующею урной.

Прислал ли ад тебя иль звездные края?

Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;

Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,

И все в тебе – восторг, и все в тебе преступно!

С усмешкой гордою идешь по трупам ты,

Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,

Ты носишь с гордостью преступные мечты

На животе своем, как звонкие брелоки.

Вот мотылек, тобой мгновенно ослеплен,

Летит к тебе – горит, тебя благословляя;

Любовник трепетный, с возлюбленной сплетен,

Как с гробом бледный труп сливается, сгнивая.

Будь ты дитя небес иль порожденье ада,

Будь ты чудовище иль чистая мечта,

В тебе безвестная, ужасная отрада!

Ты отверзаешь нам к безбрежности врата.

Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?

Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,

Освобождаешь мир от тягостного плена,

Шлешь благовония и звуки и цвета!

Шел 1882 год. В деревушке Пиенца в провинции Сиены было тихо. Туман, сквозь который вырисовывались причудливые силуэты, окутывал бархатные холмы и кипарисовые аллеи. Совсем недавно рассвело, и город еще не успел очнуться после долгого сна. Лишь в одном доме было неспокойно. Чуть поодаль от мощных крепостных стен расположилась небольшая вилла, окруженная раскидистыми фруктовыми деревьями. Там в просторной студии у мольберта стоял молодой мужчина. На его изможденном лице застыла блаженная улыбка, а в медных волосах блестела серебряная прядь. Он был облачен в испачканный краской халат. Его пальцы осторожно сжимали кисть. Казалось, он к чему-то прислушивается, хотя во всем доме царила звенящая тишина.

Золотые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь высокие окна студии, озаряли своим светом длинные ряды холстов, расположившихся вдоль стен. Некоторые из них были не более чем эскизами, а другие представляли собой невероятной красоты итальянские пейзажи. Изредка среди работ встречались виды Парижа, однако они были задвинуты в самые дальние углы так, чтобы ничей неосторожный глаз не смог их случайно заметить.

Очнувшись спустя некоторое время, Венсан де ла Круа устало протер глаза. Сегодня ему никак не удавалось уснуть, а поэтому пролежав в кровати без сна до тех пор, пока не занялся рассвет, он тихо спустился вниз и сразу же принялся за работу. Однако прошел уже час, а он все никак не мог сосредоточиться. Опять вернулись голоса. Один из них все утро говорил о давно минувших днях, когда он был еще совсем наивен и полон надежд. Сжав свободную руку в кулак, Венсан с силой замотал головой, пытаясь прогнать наваждение, но вместо того, чтобы уйти, голос лишь с пущим энтузиазмом начал говорить о до боли знакомых местах. Перед его внутренним взором предстали образы прошлого: пышное убранство Опера Гарнье, изящный сад Тюильри, великолепный Сент-Шапель, торжественно безмолвный, устремленный в высь Нотр-Дам. Париж во всем своем великолепии и многообразии форм, манящий и таинственный, родной и бесконечно далекий. Упав на колени, он запустил пальцы в густые кудри и тихо прошептал по-французски:

– Пожалуйста, не надо.

Однако голос не послушался и лишь зло рассмеялся, продолжив свой душераздирающий монолог. Прошло не меньше двух часов, прежде чем все прекратилось. Обессиленный, Венсан лег на холодные каменные плиты и некоторое время просто лежал, не в силах пошевелиться. Наконец, придя в себя, он поднял кисть и, взяв палитру, художник принялся смешивать краски. Бросив взгляд на старинные часы, стоявшие на каминной полке, он нахмурился и покачал головой. До прихода его ученика Маттео, оставалось всего около получаса, а ведь он надеялся успеть поработать над своим последним полотном – кипарисовой аллеей, утопающей в вечерней дымке. Скептически посмотрев на незаконченную картину, де ла Круа тихонько вздохнул и принялся за работу.

Пока художник увлеченно предавался своему творчеству, в другой комнате звучала музыка. Она струилась сквозь стены, проникала в каждый уголок небольшого дома, окруженного садами и тишиной. Скрипичная мелодия то ли была воздаянием Моцарту, то ли Вивальди, сочетая в себе различные оттенки настроений.

И музыка смолкла в один момент. Незаконченное произведение повисло в воздухе, растворяясь в той самой тишине, которая была здесь доброжелательной и полной спокойствия. За спиной Венсана раздались шаги, едва слышимые, а потом ладони легли на плечи и послышалось:

– Ты весь день предаешься мукам творчества, – пальцы стали массировать плечи сквозь тонкую ткань рубашки. – Но не можешь сделать ни движения кистью. Скажи мне, что тебя тревожит.

Виктор стоял за его спиной, ненавязчиво касаясь шеи пальцами, смотря на незаконченное полотно. Ароматы цветов и трав из обширного сада, раскинувшегося вокруг виллы, смешивались в мастерской с запахом масляных красок. Перехватив руку композитора, Венсан некоторое время молчал, вычерчивая таинственные узоры кончиками пальцев на его нежной коже.

– Прошло пять лет, – наконец гулко произнес он, оборачиваясь. – Ты никогда не задумывался, как сложилась наша жизнь, если бы мы остались в Париже? Я знаю, у нас не было иного выбора, и мы условились больше никогда не говорить о тех временах, но скучаешь ли ты?

Виктор вздохнул. Он на мгновение прикрыл глаза, а потом посмотрел на де ла Круа. Задумавшись, Люмьер ответил на вопрос не сразу, а спустя только несколько минут.

– По тому Парижу, который когда-то знал. Не по тому, который оставил. – Он вскинул голову, смотря в сторону окна, за которым находился небольшой итальянский городок, частью которого они были вот уже обозначенные пять лет. – Я задумывался, как и ты. – взгляд Виктора вновь был направлен на Венсана. – Невозможно оставить целую жизнь позади и забыть о ней, словно тебя никогда прежде не существовало. Куда бы ты ни бежал, твое прошлое остается с тобой до конца.

Он наклонился и обнял своего художника за плечи.

– Помню, как сегодня, как был дан первый торжественный бал после открытия Опера Гарнье. Я был еще совсем молод и свеж, первый солист театра.

Венсан невольно улыбнулся.