Олег Моисеенко - Сосна у дороги

Змитро добрался до полицейского участка в Гребенях, когда уже жара спала. Его здесь знали, он доложил дежурному о прибытии, спросил, что слышно и какие будут приказания. Дежурный ответил уклончиво, отмахнулся, как от назойливой мухи, которая нарушила его мирный покой. Полицейский участок располагался на краю деревни, в большом доме, который принадлежал до образования колхозов кулаку. Двор занимал немалую площадь, был огорожен высокой и крепкой оградой с такими же крепкими воротами и калиткой. Змитро въехал во двор и остановился у самого сарая, распряг лошадь, снял с телеги свои пожитки и кошик, поставил их под телегой, накрыв старым пальто, которое лежало у него под сеном. Отвел коня за сарай, в небольшой сад, там и привязал его за вожжи к дереву. Получалось, что лошадь паслась под надежной охраной полицейских. Вернувшись к телеге, Змитро встретил знакомого полицая, они разговорились, и он узнал все новости. Главная новость, что это завтра здесь организовывается ярмарка, приедут люди с других деревень, а потом подъедут немцы и будет устроена облава, надо захватить как можно больше людей, лучше молодых. «Так что завтра баб и девок тискать будем», – закончил полицай свое повествование и добавил:

– Нас предупредили, чтобы мы особо не трепались. Да еще попался нам один партийный работник, как его взяли, так он сразу в штаны наложил и все выдал. Районное руководство не успело документы вывезти и спрятали их здесь недалеко, вот он про эти документы и выложил, в пяти или шести железных ящиках они. Тебе завтра поручат их увезти в район, в полицию или гестапо».

За разговорами они поужинали кашей, которую принес полицай, тут, наконец, Змитро вспомнил, что звать полицая Митя, а фамилия у него чудная – Чурбан. Спать Змитро устроился здесь же, на телеге, накрывшись своим пальто.

Проснулся Змитро рано, то ли от утренней прохлады, то ли от внутреннего беспокойства. Вспомнил встречу с Остапом, разговор с полицейским и сразу испортилось настроение. Утренняя суета, уход за лошадью отодвинули набежавшие воспоминания и мысли. Когда Змитро запрягал лошадь, его вызвали к начальству, вручили документ с печатью, по которому ему приказывалось доставить пять ящиков в район и сдать их начальнику местной полиции. Грузить ящики Змитро помогал знакомый полицай, тот самый, с которым они вчера разговаривали. Пока все было оформлено и уложено, солнце поднялось уже высоко, в такую пору косарь садился передохнуть. Потом вдруг в участке забегали, заторопили, и только Змитро выехал за ворота, как послышался шум моторов и тарахтение мотоциклов, к полицейскому участку подъезжали мотоцикл с коляской, в котором сидели два крупных немца, и легковая машина, тут же показалась и грузовая. Змитро хлестнул лошадь, чтобы поскорее отъехать. Ехать ему надо было через всю деревню.

На пересечении улиц, где образовывался своеобразный круг и был центр Гребеней, стояли распряженные подводы и лавки, шла торговля. Тут же прохаживался полицейский, а у забора, где раньше размещалось правление колхоза, стояла машина, из которой доносилась музыка. Здесь же визжали поросята, мекала коза, на табурете стояли банки с медом, дальше лежали веники, серпы, стояло несколько кос. «Как в советское время, – подумал Змитро, рассматривая, что продают люди, – а есть еще что продавать, не все забрали немцы». Змитро проехал центр деревни, там дальше улица делала поворот и заканчивалась у самой речки. Не доезжая до поворота, он услышал крики людей и увидел, как несколько человек кинулись во дворы, а навстречу бежала молодая женщина и кричала: «Там немцы!»

Увидев Змитра, она кинулась в чужой двор. Змитро хлестнул лошадь и вдруг внутри ощутил те горящие угли. Он зажмурил глаза, сцепил зубы, но огонь только разгорелся сильнее, он схватил плетку и уже замахнулся, чтобы ударить лошадь, но тут увидел на улице немцев. Они вели впереди себя, подгоняя прикладами и стволами карабинов, несколько человек. Один немец поднял руку, требуя остановиться. Змитро с трудом остановил разгоряченную лошадь, немец увидел перед собой полицейского, опустил карабин и потребовал аусвайс. Змитро подал ему бумагу с печатями, тот ее посмотрел и махнул рукой, разрешая проезд. Так это же облава, вспомнился вчерашний разговор со знакомым полицаем.

Немцы обходили дворы, выгоняя людей на улицу. «Плотно же они окружили деревню», – отметил про себя Змитро. Ему вдруг расхотелось ехать дальше, крики и плач людей раздували тлевшие в его груди угли. Он выехал за деревню, остановил лошадь и вдруг увидел человека, который хотел перебежать улицу, но, заметив его, Змитра, в полицейской форме, кинулся в сторону речки. Раздались выстрелы, человек упал, но тут же вскочил и метнулся к прибрежным кустам. «Что я наделал, что я наделал, – стучало в голове у Змитра, – стал пугалом для людей, нет мне прощения». Он обхватил голову лошади и стал шептать: «Прости меня, бабуля, прости меня, что я пугало, я пугало». Лошадь, несмотря на усиливающуюся жару, стояла смирно и только чуть туда-сюда поворачивала голову и терлась ноздрями о пуговицы пиджака. Снова раздались выстрелы, несколько человек бежало, пригибаясь и падая, через дорогу к речке. Над деревней поднимались крик, плач и выстрелы, чей-то женский надрывный голос умолял:

– А куда же вы моего сыночка забрали, отпустите, отпустите, он же дитя, – и ее слова голосно и протяжно взывали о помощи.

Змитро оцепенело стоял, обнимая голову лошади, к нему пришло успокоение, внутри было тихо и спокойно, как никогда. Ему почему-то вспомнился вечер, когда он прибежал домой после первого трудового дня, мать обнимала его голову, прижимая к груди, и тихо говорила:

– Устал, сынок, я тебе булочку с изюмом купила, вот с молочком ее съешь. Тогда казалась жизнь вечной и радостной, а та булочка была необычайно вкусной. Для себя в душе Змитро уже принял решение, он еще не сформулировал это вслух, но вокруг него все переменилось. Он сел на телегу, прислушался, там, в деревне урчали моторы машин. «Тогда пора», – произнес он и тронул лошадь. Поехал не спеша, громко застучали колеса по деревянному настилу моста, и тут Змитро вспомнились слова Остапа, который кричал ему что-то насчет колеса. От этого воспоминания пришла улыбка. Телега простучала колесами половину моста и остановилась. Возница слез с телеги, что-то сделал с колесом, оно покатилось, стукнулось о перила, упало на бок, крутнулось и полетело в речку. За колесом с интересом и затаенной мыслью наблюдала пара глаз, подувал ветерок, лошадь стояла спокойно, будто и не было жары. Возница недолго копался в своих пожитках, подошел к лошади и стал ее распрягать. А по мосту уже с треском ехал мотоцикл с коляской, он подъезжал к телеге. Возница ударил вожжами лошадь, та нехотя отошла на несколько шагов. Мотоцикл остановился у телеги, из коляски вылез немец и направился к вознице, были слышны крик и ругань, возница разводил руками и показывал на речку, он, видимо, пытался объяснить, что туда упало колесо. Подъехала легковая машина, немец подбежал к ней и что-то докладывал, из подъехавшей грузовой машины выскочило несколько солдат и направились к телеге. И в этот момент над рекой раздался оглушительный взрыв. Часть моста с телегой, мотоциклом, машинами исчезли в воде, следующая машина передними колесами зависла над водой и кренилась на бок, из ее кузова выпрыгивали люди. Некоторые кинулись с моста в воду и старались уплыть от страшного места. Другие бежали по мосту плотной толпой, немцы пытались их остановить, им удалось в начале моста часть людей задержать, раздавались немецкие команды, в их рядах восстановился порядок. На уцелевшей части моста лошадь с обезумевшими глазами силилась встать на передние ноги и снова падала, потом застучала копытами по настилу и затихла.