Олег Моисеенко - Сосна у дороги

– Что ты, что ты, – были его первые слова, он хотел сказать, что там не было Федьки, но осекся, сел на лавке и спокойно задышал.

– А я уже думала, что с тобой что-то произошло, подошла, а ты не дышишь, – всхлипывая, говорила Настя. Она тоже успокоилась, сложила руки на груди и показалась Ивану такой беззащитной, такой тонюсенькой, что дунь ветер посильнее – и она улетит. Настя села рядом и, глотая слезы, тихо заговорила:

– Ты видел, что такое делается, сколько же их собрали и погнали, словно скот, а они совсем замученные, воды и той не дали попить, а такая жаринь стоит…

В этот момент блеснула молния и сразу раздался с треском раскат грома, на западе светило солнце, а с юго-востока наплывала грозовая туча. Это знамение, подумал Иван, точно знамение, Федьке помощь пришла.

Федор Иванович Стецов, красноармеец пушечного дивизиона, отбиваясь от наседавших немцев, был оглушен прикладом по голове и ранним утром под конвоем немца был подведен к сидевшим на небольшом лугу таким же красноармейцам и командирам.

– Ого, сколько нас здесь таких, так это же сила, – усмехаясь, проговорил он сам себе. Понурость и неприветливость сидевших людей испортила воинственное настроение Федьки. Раздались команды, и все стали вставать, один наш военный шел мимо встающих людей и матом кричал, чтобы быстрее вставали и строились в четыре шеренги. Одного, видно, раненого, который силился встать, пнул ногой и визгливым голосом прокричал:

– Чего разлегся здесь, сволочь большевистская, – и снова ударил стоящего на четвереньках красноармейца, тот упал. Дальше все произошло в мгновение, стоявший рядом младший командир подскочил к писклявому и так ударил кулаком, что тот взлетел на миг и рухнул на землю как подкошенный. К командиру метнулось несколько немцев и двое наших. Удар прикладом по голове свалил командира, тот упал у ног визгливого и его стали избивать ногами. Снова раздались команды, крики и автоматная очередь, люди задвигались быстрее и стали строиться. Шеренга получилась длинная, раздалась команда на русском языке:

– Комиссарам, большевикам и евреям выйти из строя!

Вышли несколько человек. С правого и левого флангов мимо шеренг шли немецкие офицеры и несколько солдат, они внимательно рассматривали стоявших. В кого офицер тыкал пальцем, того выводили из строя. Эта процедура продолжалась часа три, хотелось пить и есть, а группки немцев шли не спеша, иногда среди них раздавался веселый гогот, от которого у Федьки сводило живот. Ему хотелось выскочить из этого жуткого строя и бежать. Вот это бежать заставило посмотреть на происходящее вокруг по-другому. Избитый младший командир лежал, не двигаясь, а визгливый подавал признаки жизни. Поодаль стояли немцы с собаками, и их было немало, на правом фланге поднимался сизый дым от урчащих двигателей машин. Там в крытый кузов загоняли выведенных из шеренг пленных. Бежать было некуда, и Федька стал поджидать, когда подойдут немцы. А на луг по дороге выходила колонна, все повернули головы в ту сторону, в шеренгах стояла тишина, которую нарушал смех и команды немцев. Серо-зеленой змеей колонна приближалась к шеренгам и продолжала без остановки двигаться по лугу дальше на запад.

Сколько же наших, испуганно думал Федька, как же так, а где Красная Армия? Урчало в животе, хотелось пить. Снова возникло желание выскочить из шеренги и побежать, пусть стреляют, но раздалась немецкая речь. Приближался немецкий офицер с солдатами, тот показал на длинного, с перевязанной головой командира, стоящего через одного в их шеренге, и солдаты стали выводить его из строя. Офицер остановился и в упор смотрел на Федьку, Федька вытянулся, как перед своим командиром отделения и встретился с его взглядом. Это длилось несколько мгновений, офицер поднял руку, но Федька не отводил взгляда, у него на спине выступила испарина. Офицер что-то произнес и пошел дальше. Вид движущейся мимо шеренг колонны, взгляд немецкого офицера окончательно изгнали из Федьки мысль о побеге. К вечеру их пристроили к той колонне пленных, что привели на луг, и они оказались под охраной одной немецкой команды со злыми овчарками. На второй день пути Федька понял, что он находится недалеко от родных мест, жара донимала, постоянно хотелось пить, даже о еде меньше думалось, чем о глотке воды. У речки он не выдержал и с несколькими такими же потерявшими над собой контроль бросился к воде. Их быстро нагнали конвоиры и стали избивать, Федька, несмотря на удары его преследователей, хлебнул воды, потом зачерпнул ее ладонью и провел по лицу, дальше ничего не помнил. Избитого, его втолкнули в колонну, громче и злее залаяли собаки да чаще стали раздаваться одиночные выстрелы. Тот, кто падал, больше не вставал. Федька с усилием переставлял ноги, было желание упасть и лежать, когда рядом раздались слова:

– Держись, не падай, они тебя расстреляют, я слышал, как они говорили между собой, ты им не понравился, я знаю немецкий, держись.

Говорил идущий позади, повернуться и посмотреть, кто он, не было сил, при вдохе болело в груди, лицо горело, будто его жгли огнем, с каждым шагом в бедре возникала невыносимая боль. От слов поддержки Федьке показалось, что стало легче идти. Ему действительно стало идти легче, его, взяв под руки, поддерживали двое идущих рядом красноармейцев. Ночью была вода, была какая-то еда, и к утру Федька смог двигаться самостоятельно. Окрестности, где колонна начала движение в тот день, ему показались знакомыми. Осмотревшись, понял, что дальнейший путь колонны будет проходить через их деревню, да вот уже и подъем, где с кручи катались на санях, а там одинокая сосна, у леса двор Остапа и родная хата. Федька сжал зубы от подступившей злобы, которая сменилась страхом, что его увидят таким среди пленных. Он опустил голову и старался смотреть под ноги, из глаз текли слезы, ему казалось, что он идет один, со связанными руками, и его будут судить односельчане. При приближении к калитке их двора отер рукавом гимнастерки слезы, взглянул туда и тут же отвел взгляд. Он увидел отца, на миг их взгляды пересеклись, и Федька понял, что отец узнал его. Слезы снова покатились из глаз, дальше был провал.

Пока колонна пленных двигалась по родной деревне Федьки, никто не вышел со двора, казалось, здесь нет живых людей. Но они были в каждом дворе, и за людьми, с трудом переставляющими ноги, изможденными жарой, голодом и безысходностью, наблюдала не одна пара глаз. Им еще было непонятно, что это за люди, почти все в военной форме, и какое же они совершили преступление, чтобы нести такое наказание. Некоторые, кто был постарше, такие как Федор, Иван Стецов да и Остап, задавались вопросом: «Неужели это пленные наши солдаты?» И подымался из живота к груди страх беды, рисовалась картина пекла, о котором часто говорила юродивая Ксения. Она проходила по деревне и, останавливаясь у чьего-либо двора, говорила: «Будете гореть в огне, попадете в пекло, отступились от Бога, такое вам наказание». Ей старались что-нибудь дать и отправить поскорее от двора подальше, а та шла, снова останавливалась и произносила те же слова. Вот напасть какая-то, ходит здесь и наговаривает разное, лучше бы молитву какую читала – такие и подобные мысли возникали у однобоковчан, провожавших Ксению взглядом.