Виктория Блиндер - Столкновение… с прошлым

От автора. Все действующие лица в этой книге, за исключением известных исторических фигур, – вымышленные. Их высказывания, в том числе и высказывания героини, от лица которой ведется повествование, являются их личной точкой зрения и, разумеется, не претендуют на то, чтобы быть истиной в последней инстанции.

Нет у меня для вас ни слова,

Ни звука в сердце нет,

Виденья бедные былого,

Друзья погибших лет!

Быть может, умер я, быть может –

Заброшен в новый век.

А тот, который с вами прожит,

Был только волн разбег,

И я, ударившись о камни,

Окровавлен, но жив, –

И видится издалека мне,

Как вас несет отлив.

В. Ходасевич

Где начало того конца, которым оканчивается начало?

Козьма Прутков

Меня охватило состояние полного покоя, когда я сверху рассматривала свое тело. Вернее тел было несколько, и мое ничем не отличалось от других.

Внизу были две разбитые машины и тела…

Ощущение легкости толкало меня к свету, от которого исходило тепло и любовь. Я ощущала, что могу двигаться в пространстве. Между мной и светом был длинный туннель. И вдруг я увидела карту жизни. Она была необычной, круглой, и плохие поступки там переплетались с хорошими. Причем хорошими считались те, которые совершались без всякой мысли о вознаграждении, а плохими те, что делались умышленно. Перед тем, как войти или, правильнее сказать, влететь в туннель, я в последний раз взглянула на свое бренное тело. Оно было безжизненное и чужое, и расставание с ним не приносило боли. Оно уходило в прошлое, а впереди был свет. Уже подлетая к нему, я услышала голос:

– Твой путь не окончен – возвращайся.

Голос не предлагал, он настоятельно требовал – возвращайся. Я открыла глаза. Вокруг белые стены и люди. Чужие люди… Они говорили обо мне. Я слышала обрывки фраз: «появился пульс… она открыла глаза… дышит… жива…» Мне хотелось встать, но тело не слушалось, оно было тяжелым, неподвижным. "Который час?" – собрав все силы, спросила я у людей, которые были рядом. "Без двадцати двенадцать", – ответил мне стоявший рядом мужчина, и обращаясь к кому-то другому, повторил: "Слава Богу, жива". Прошло больше двух недель после аварии. К этому времени я осознала, что из людей, сидевших в двух машинах, я единственная осталась в живых. Это было чудо. Из машины, которая уже практически не существовала, меня достали с сотрясением мозга. И едва я пришла в сознание, в тот же день выписали из больницы, объяснив, что лежать можно и дома. Болей я почти не ощущала, но собственное тело казалось мне тяжелым и неуютным. В голове все время кружились строчки Тарковского:

Душе грешно без тела,

Как телу без сорочки,

Душе осточертела

Сплошная оболочка.

Память вела себя очень странно, она вдруг выкинула все, что было связано с аварией, кроме ощущения полета и света. Казалось, что кто-то дал команду: "Стереть", и жизнь моя разделилась на две части – до и после.

В машине я оказалась случайно, погибших я практически не знала, просто нам было по пути, и они взялись меня подвезти. Никто не мог предположить, чем окончится эта поездка… Когда сразу после аварии мне сказали, что через неделю-другую я вернусь на работу, в это мало верилось. Хотя оказалось правдой, и через некоторое время моя жизнь внешне ничем не отличалась от той, что была до аварии. Но только внешне…

Что-то поменялось во мне. Я не могла избавиться от ощущения легкости. Мне казалось, что тело мешает, что без него можно лететь. Материя отходила на второй план, пропуская вперед дух. Особенно мешала ватность ног. Лежа с закрытыми глазами, я видела манящий к себе свет, который приближался и окутывал меня, как одеяло. Наступало состояние покоя. А утром надо было вставать, готовить завтрак, кормить мужа и детей, бежать на работу, возвращаться, снова готовить, убирать, разговаривать о школе… Все как обычно, и только внутри вдруг появилось ощущение, что это только суета сует.

Мне стала преследовать постоянная усталость, хотелось лечь, закрыть глаза и летать. Постепенно полеты стали заносить меня в какой-то город. Вначале я видела сверху контуры, потом появилось желание приблизиться и осмотреться вокруг. Во мне стали бороться два чувства. С одной стороны, мне безумно хотелось попасть в этот город, с другой – я интуитивно боялась этого, мне казалось, что я могу увидеть или узнать нечто, что навсегда нарушит мой покой. Но город манил меня, и каждый раз становилось все тяжелее и тяжелее возвращаться, не побывав в нем. Несколько раз я приближалась к нему настолько, что можно было различить постройки в готическом стиле, разделенные рекой на две части, огромную крепость и соборы. Причем внутреннее ощущение говорило мне, что это католические соборы. Я вдруг почувствовала родство с этим городом, почувствовала, что я уже здесь была… жила… Когда-то очень давно, так давно, что было трудно вспомнить, когда.

И снова моя жизнь разделилась на две части – ночную и дневную. Днем я жила повседневной суетой, а ночью пыталась повернуть память назад.

Через какое-то время я привыкла к этим полетам и почти перестала их бояться. Наверное, любопытство пересилило страх, и в какой-то момент я, пересилив себя, приблизилась к городу настолько, что контуры превратились в конкретные строения. Я разглядела крепость, улицы, площади. Мое внимание привлек памятник. Это был памятник молодому мужчине с пером в руках. У меня возникло ощущение, что мне знаком этот памятник, но приблизиться и прочитать, кому он поставлен, я побоялась и полетела назад. Видимо от этого страха я проснулась. Было пять утра. Вставать было еще рано, и я сделала попытку снова уснуть, но мне это не удалось. Я снова закрыла глаза и полетела, и передо мной стоял памятник мужчине в развивающемся плаще.

С этого момента все превратилось в пытку. Хотелось вспомнить, откуда мне знаком этот памятник, но я не могла. Я была уверена, что я никогда не видела его. Этот парадокс, что с одной стороны, он знаком мне, а с другой – я никогда его не видела, стал давить на психику. Где-то глубоко внутри появился страх, что это последствия сотрясения мозга, и мысль, что, наверное, стоит обратиться к врачу. Мне стало казаться, что все, что происходит со мной по ночам, это просто галлюцинации. Я старалась давать себе больше физических нагрузок, чтобы уставать. Мне казалось, что это может избавить меня от снов, но напрасно я пыталась уйти от них. Сны возвращались и возвращали меня на исходную точку – площадь в центре города. Площадь и памятник говорили мне очень много, и в то же время не говорили ничего. Я пыталась по возможности не заострять на этом внимание.

После аварии прошло уже около трех месяцев. Осень плавно перешла в зиму, если иерусалимскую зиму можно так назвать, поскольку она скорее похожа на продолжительную позднюю осень. Новый год приходит здесь почти незаметно, без праздничной суеты, просто раньше темнеет, и дни кажутся короче.