Олег Фурсин - Моисей, кто ты?

Глава 2. Азазель. Начало легенды.

Стоя на коленях, приветствовал Мозе восход Светила. Так начинал он свой день, – двадцатый, тридцатый, а потом и сотый, и тысячный в пустыне – любой. Солнце было лишь ликом великого существа, которому он поклонялся, одним из многих ликов. Не Солнцу кланялся пророк, а той сути, которая стояла за ним. Объяснить это толпе, которую вел, он затруднился бы, пожалуй. Кто-то мог ненароком решить, что предводитель, весьма почитаемый ими, именно к солнцу несет свои молитвы, в то время как сам Мозе просто предпочитал этот великий лик Существа более других. Он знал, что можно заглянуть в глаза другу, или ухватить случайно пласт желто-розового песка пустыни, и при этом встретиться взором с тем, чья сущность непостижима человеку. Все вокруг было пронизано Существом, называемом людьми и самим Мозе Богом…

Именно поэтому Мозе прятался ото всех во время молитвы. Лишь Аарон прикрывал спину брата. Что он думал при этом, кто же знал? Мозе, понимая, что не прав по существу, не хотел вникать, тем не менее, в то, что думает брат. Казалось, что Аарон понимает. Кроме согласия Божьего, необходимо человеку и согласие, понимание человеческих существ рядом, близких духом. Мозе мог обманывать себя, но был рад обманываться. Брат молчал, соглашаясь с поступками Мозе, и хотелось думать, что он-то понимает…

«Слава тебе, о великий Атон! Слава тебе, что, создавая всех людей по своему подобию, ты создал их такими разными. Слава тебе, и благодарю, что создавая меня, ты не пожалел своего драгоценного времени. Вложив в меня частичку мудрости и сознания твоего… Слава твоему терпению, ибо только сейчас я осознал, как необходимо оно тебе… Слава тебе, что не оставляешь меня одного посреди этой толпы, и даешь мне ответы на все поставленные вопросы…».

Он не чувствовал боли в коленях или в согнутой спине. Когда он размышлял, обращался к Божеству, его человеческая сущность – слабая, податливая, несовершенная – молчала.

«Прошло немало времени с тех пор, как я покинул Черную землю и вывел свой народ за ее пределы. Сделано нами это. Впрочем, все относительно, и мой брат до сих пор со страхом вглядывается в ту сторону, на север, страшась разглядеть за холмами египетских воинов. Время для него остановилось где-то на границе нашей свободы и нашего рабства. Для меня же за это время многое произошло…

Произошло именно то, чего я ждал с таким нетерпением. Они, кого я вывел из неволи и кому дал такую трудную, но все-таки свободу, уже не один раз падали на колени, провозглашая меня богом. И столько же, если не более раз, проклинали меня, упрямое существо, лишившее их крова над головой и привычной жизни. Многие, пугая по ночам моим именем своих чумазых отпрысков, добиваются повиновения от самых непокорных. И это ли не доказательство тому, как сами они меня боятся?».

Мозе невольно оглянулся на брата, тут же встретил ответный непроницаемый взор. Сила Аарона – не в размышлении, не в вере, но в беспрекословном подчинении. Так учил его Мозе, воспитывая безупречного воина. Воспитал! Конечно, Аарон – часть того, чем стал для своего народа Мозе. Часть большого насилия, обрушившегося на их сознание, лишившего их воли. Они боятся Аарона и его воинства как огня. Но разве не более боятся они Мозе, человека, знающего волю Бога? Мало кто из них, из народа рабов, способен встретить его взгляд без колебаний, без дрожи невольного ужаса, как это делает Аарон. Ибо Аарон служит, а они боятся. Боятся Мозе и его всесильного Бога, сумевшего поднять их с насиженных мест, погнавшего их искать доли свободных людей, не рабов…

«Оба отряда, оставленных мною защитой от египтян, вернулись в наш огромный, постоянно убегающий от судьбы лагерь. Радость от их благополучного прибытия скрасила для меня известие о событии, которое потом еще много месяцев преследовало мой народ. Да, теперь я смело могу сказать… Это мой народ!».

Мозе улыбнулся. Распрямил плечи, впервые за долгое время ощутив, что сведенные руки и согнутая спина беспокоят, ноют. Пожалуй, и колени уже онемели. Он столько дней шел впереди своего народа, самым первым, самым заметным. Шел так, что растянувшейся по пустыне бессчетной толпе и с равнины, и с холмов непременно была видна его спина, его бодрая поступь, его посох. Тело устало, и никакая прежняя тренировка уже не в силах справиться с нагрузкой. Если бы еще спать всю ночь, отбросив заботы дня, как его люди. Увы, отдых не давался.

Одиннадцать дней, первые из числа тех, которые прошли не в рабстве, но в бегстве от него. Что было в них главным? Мозе вспоминал…

Оба отряда действительно пришли почти целыми. Поначалу никто не посмел сказать Мозе, что каждую ночь отряд терял часть охраняющих его людей. Их находили всегда под утро с перерезанным горлом и вспоротым животом. Еда, оружие, нехитрый скарб всегда оставались нетронутыми…

Страх поселился в душах, но страх перед пророком оказался сильней, и все молчали.

То, что свершалось каждую ночь, утром представало перед ними в своей обезоруживающей, кровавой правде, сея сомнение в душах. Даже Аарон, воин без страха и упрека, отводил свои привычные ко всякой мерзости глаза…

Это продолжилось. Каждый ночлег уходящего все дальше от Кемет лагеря заканчивался кроваво, страшно. Скрывать более не было возможности, крики ужаса и рыдания близких доносились до ушей Мозе каждое утро. Лагерь по ночам озарялся всполохами огня костров, факелов. Но это не помогало, каждое утро находили пять-шесть человек с перерезанным горлом и вспоротым животом. Измученная страхом и бессонницей толпа обрушила поначалу весь свой гнев на мужчин, которые были в отрядах, защищающих основной лагерь от солдат фараона… Их обвинили в бесчинстве и нарушении воли богов. Но, быстро разобравшись, что в отряде было около шести тысяч мужчин, и они представляли почти каждую семью, толпа ненадолго затаилась, видимо, в поисках нового врага.

Людское сообщество не может существовать без двух явлений – страха, плохого божества, и надежды на преодоление страха, доброго божества. После недолгого раздумья более сорока тысяч пар глаз устремили свой взор в сторону Мозе. Он ощущал всей своей кожей, что если он не объяснит им все, и значит, покажет им причину бед, плохого бога, все мечты о великом будущем его народа и великом Боге так и останутся мечтами, и даже дарованная им свобода не остановит их.

Он верил в Атона. Но знал также, что есть в мире нечто, мешающее простым смертным склониться перед его всепобеждающей силой. Иначе как же случилось то, что отвернулся Египет от прекрасного лика? Со смертью Эхнатона рухнула возвеличенная им вера. И теперь Мозе с горсткой своих египтян уводил чужой народ, в котором хотел возродиться Атон. И врагов у них было немало. От преследующих сил фараона до того, кто похищал чужие жизни в лагере.