Данияр Байдаралин - Большой переполох в Шын-Жане

К тому же, во многих богатых семьях существовали тайные любовные интриги, за счет чего люди из высоких сословий пытались дать выход своим чувствам и страсти. Поэтому Кидаре было очень приятно, что в Империи есть один особенный человек, который ради нее готов на все, что угодно. В моменты, когда ей было плохо или грустно, она часто звала его на расстоянии, как тогда на ночевке в степи. И Ли всегда чувствовал ее зов, и отвечал ей своим, как мог, что всегда придавало ей силы.

Ли стал еще ближе ей, когда госпожа Эрдэнэчмек покинула этот мир из-за неизлечимой болезни. Самый близкий и родной человек в детстве, мать после второй поездки в Степь заметно отдалилась от дочери, так и не справившись со своей ревностью к дочери. Но даже при этом она оставалась самым близким человеком в окружении Кидары в Кашкаре. К тому же, мать была самым главным, что связывало Кидару со Степью.

После смерти госпожи Эрдэнэчмек, такой связью остался только Ли Лианжи. Он теперь остался как будто единственной ее семьей за пределами ее жизни при дворе. Стареющий отец-Император всегда любил Кидару больше всех остальных дочерей, но он никогда ее по-настоящему не понимал. Поэтому единственным человеком во всем мире, который мог по-настоящему понять и принять ее двойственную натуру, был только ее Дулат.

Так она и воспринимала его, как надежного друга, любимого старшего брата, и своего редкого, но самого желанного любовника. Она просто хотела, чтобы все оставалось также как и было, чтобы он всегда был где-то на севере, на расстоянии нескольких дневных переходов, и иногда они бы встречались в Кашкаре. И все-же, она сильно заревновала, когда узнала, что Лианжи женился и обзавелся детьми. Часть ее всегда хотела быть с ним, и подарить ему детей.

И вот теперь они, в который раз, стояли в нескольких атымах друг от друга, и не могли даже видом подать, что соскучились и рады друг друга видеть. Ведь если бы об этом узнали во дворе, Ли Лианжи бы вряд ли удалось сохранить свою жизнь.

Наконец, слуги сообщили о прибытии Канишья Кадфиза. Он вошел в зал в сопровождении своей свиты, ступая своей знаменитой властной походкой, в своем истино кушанском богатстве и великолепии, которое могло поспорить с богатством самого Императора. Его лицо сластолюбца не могло скрыть презрения, которое он, казалось, испытывал ко всем Кашкаре. Приблизившись к возвышению, на котором сидел Император, он, с трудом преоборов себя, поклонился.

– Желаю сто лет правления отцу-Императору, и тысячи лет Империи Шиньжань!

Император вежливо ответил на приветствие:

– Желаем здоровья и богатства нашему сыну, царю Кушана!

После обмена приветствиями, царь Канишья приказал внести дары. Бесконечными очередями прибывали товары: пряности, благовония, драгоценные камни, слоновая кость, сахар, а также знаменитые яркие кушанские ткани. Во вторую очередь внесли оружие и доспехи, в том числе и драгоценные и редкие в Шын-Жане кольчуги из далекой Персии, и украшенные камнями и золотом персидские семсеры 11 11 Семсер – персидская изогнутая сабля с крестообразной гардой. . Под конец владыка кушан пригнал во двор двадцать отборных рабов-юношей и столько же прекрасных девственниц.

После торжественной встречи, по обычаю, прибывшим гостям погалалось отдохнуть до ужина, во время которого встречались уже в малом составе и менее официально в одном из малых залов дворца. Император опять пригласил Ли Лианжи и свою дочь на встречу, так что ему опять не удалось переодеться. Канишья Кадфиз вел себя все также неприязнено, как и днем. При нем находились два его визиря и известный кушанский генерал по имени Ксандеш. Насколько понял Ли Лианжи, предстоял разговор о тарифах на торговлю, а также о совместных военных действиях против Таньской империи и кочевников.

Разговор начался с обычных вопросов о состоянии торговли, урожаях, скоте и прочих важных вопросах. Впрочем, этот ритуал служил больше для проверки правдивости собесседника, поскольку оба правителя имели своих разведчиков и уведомителей в обеих странах, и прекрасно знали, как идут дела у соседа. Царь кушанов вскоре перешел к вопросу, который, судя по всему, волновал его больше всего.

– Величайший Император, я нижайше прошу вас рассмотреть еще раз вопрос о снижении тарифов на наши прянности. Мои купцы стонут под непомерными поборами ваших таможенников, их прибыль не покрывает расходов по добыче и доставке товара на ваши рынки.

На что Император отвечал, с некоторым удивлением и досадой:

– На уважаемый сын, мы ведь уже говорили об этом в прошлом году, и с тех пор мы понизили тарифы на 5 процентов, о чем же сейчас речь?

Но царь Канишья упрямо клонил свою линию и требовал снижения тарифов. Император был сбит с толку его неожиданной неуступчивостью и никак не мог взять верх в разговоре. Постепенно голоса двух спорящих правителей перешли на повышенные тона, и они перешли к открытым обвинениям. Царь Канишья совершенно непочтительно упрекал Императора:

– Мои подданные в поте лица добывают специи, затем с риском для жизни доставляют их вашим подданным. А вы вместо того, чтобы ценить наш товар, налагаете на него неоправданно высокие тарифы, и подрываете наши торговые отношения!

На что Император, обозлившись на упрямость и наглость своего вассала, отвечал:

– Тарифы уже были снижены по вашей просьбе! Ваши купцы торгуют на наших рынках и получают огромную прибыль в наших землях. Мы не можем просто позволить вам приходить и вывозить всю прибыль, без отчислений в нашу казну. Я не понимаю, почемы мы ведем этот разговор, ведь тарифы – это основа торговли между странами и люди делали так тысячи лет!

Разговор шел в таком духе, и обстановка накалялась. Оба правителя не хотели успупать. Но у Ли Лианжи возникло смутное подозрение при виде поведения царя Канишья. Слишком уж упорно и эмоционально он настаивал на снижении тарифов, хотя его требования были неразумными и чрезмерными. Создавалось ощущение, что он пытался поссорится с Императором под этим предлогом.

Споря таким образом, Император и Царь уже совсем вышли из себя, и в ярости обсыпали друг друга упреками и даже оскорблениями. В конце концов, царь Канишья вскочил на ноги и прокричал с угрозой в голосе:

– Мы ваши вассалы, но мы не можем терпеть отношения, при которых наши интересы не учитываются. На какую нашу верность вы расчитываете, если вы грабите нас среди белого дня! Я больше ногой не ступлю в ваш дворец! Я буду в своей ставке к западу от Кашкара, если вы образумитесь.