Сергей Карпенко - «В лунном сиянии…»

Было начало декабря, но зима уже вступила в свои права. Снега было много, да и морозец заставлял кутаться в тулуп. Ветер поднял снежную круговерть, и только заливистый звон колокольчика давал понять встречному, что едет тройка. А вот и родительский дом. Евгений взбежал на крыльцо, открыл дверь и тут же оказался в объятиях отца:

– Ну, покажись. Ишь какой бравый офицер.

Троекратно поцеловались с отцом, и вот уже мать повисла на шее у сына. По замерзшей щеке течет ее слеза:

– Евгений, сынок, наконец-то ты приехал. А мы тебя ждем-ждем. Каждый день на станцию отправляем Никиту на тройке.

– Ну и куда служить едешь? – спрашивает отец.

– В N-ский егерский полк. Он в Малороссии, в небольшом городке Екатеринославской губернии.

– Ну что ж, места не самые плохие, но все равно – глушь.

– А я думаю, со временем в Академию Генерального Штаба поступать, так что не век мне в глуши сидеть.

– Это правильно. Пока молодой делай карьеру.

– Сынок, пойдем за стол. Поешь с дороги сначала, а то ведь голоден, наверное, – говорит Анна Владимировна и, беря сына за руку, ведет в гостиную.

– И правда, пусть сначала поест, – соглашается отец и идет за ними.

Семья садится за накрытый стол, и Евгений с аппетитом ест домашнюю снедь.

– А мы ведь собираемся на свадьбу ехать, – говорит Владимир Андреевич, и на молчаливый вопрос в глазах Евгения добавляет:

– Полонские выдают Катю замуж за Леонида Лошаковского. Ты не знал? Тебе не писали? Вы же, кажется, дружили?

Евгений побледнел, встал из-за стола и тихо сказал:

– Спасибо, я уже сыт. Извините, устал, – и ушел в свою комнату.

– Зачем ты ему сказал о свадьбе? – упрекнула мужа Анна Владимировна.

– Он бы все равно узнал, – ответил Владимир Андреевич.

– Да, так вот совпало: его приезд и эта свадьба, – тяжело вздохнув, сказала жена.

– Ничего. Уедет на службу и, глядишь, успокоится.

Евгений, войдя в свою комнату, упал ничком на кровать. Его Катя, его любимая Катя выходит замуж за другого! Он чувствовал в сердце тоску и отчаяние: «Зачем теперь жить? – эта мысль пронзила сознание и острой болью отозвалась в сердце. – А может, она и не любила меня, может, ей это просто казалось? Да нет же, она любила, наверное и сейчас любит… Тогда забрать ее, увезти отсюда… Но что станет с ее родными потом… Нет, я должен увидеть ее!» – решил Евгений.

Выйдя из своей комнаты, он объявил родителям, что тоже хочет ехать в Коньково к Лошаковским на свадьбу.

Владимир Андреевич, услыхав это, молча пожал плечами, а Анна Владимировна ужаснулась:

– Евгений, зачем тебе это?! Ты этим сделаешь себе больно, но ничего на добьешься, кроме больших страданий.

– Мама, я хочу видеть Катю. Хотя бы в последний раз.

– Ну что ж!.. Делай, как знаешь.

Господский двор в Коньково был забит санями соседских помещиков и гостей из города. Празднично одетая прислуга встречала прибывающих, принимая их шубы, шинели, шапки, шляпы, папахи, и провожала в зал, где были накрыты столы, составленные в виде буквы «П», и играла музыка. Ожидали приезда молодых после венчания. Гостей развлекал оркестр, находящийся вверху на антресолях и играющий легкие, танцевальные мелодии. Лакеи в белых перчатках с серебряными подносами предлагали гостям шампанское. Слышался оживленный говор, смех и радостные восклицания давно не видевшихся знакомых.

Наконец, людское море забурлило, заволновалось. Взоры повернулись в одну сторону, и всюду слышался шепот: «Молодые приехали».

Оркестр заиграл свадебный марш, а гости расступились, давая проход молодым. Жениха и невесту встречали родители Леонида и мама Кати, одна, без мужа, который был дома, привязанный болезнью к постели.

Евгений сквозь толпу гостей увидел бледное личико Кати, обрамленное белой фатой, с опущенным взором. Ему показалось, что она тяготится и этим торжеством, и этим браком, и держится из последних сил, закусив нижнюю губу и не глядя ни на кого вокруг. Всюду звучали здравицы в честь молодых, звенели бокалы. Протиснувшись к выходу, Евгений выбежал из зала. Слезы подступили и чуть не брызнули из глаз, комок у горла не давал дышать. Хотелось скорее убежать подальше от этого торжества, чтобы не видеть и не слышать ничего вокруг. Выскочив во двор, он нашел свою тройку и прыгнул в сани, крикнув Никите:

– Гони домой!

– Позвольте, барин, вам принести вашу шинель и прапаху? Вы же в одном мундире вышли.

Евгений промолчал, не глядя на кучера. Никита сходил в господский дом и принес шинель и папаху Евгения. Тройка вылетела из Коньково и стрелой понеслась в Хомутинино. Евгению хотелось немедленно уехать из родных мест, и даже то обстоятельство, что он не простился с родителями, не останавливало его.

«Оставлю письмо», – думал он.

В Хомутинино Евгений сел и написал письмо родителям, где просил простить его, что уехал не попрощавшись, и не гневаться на него, что так вышло, обещал регулярно писать им.

Никита с тройкой ждал его. Евгений вышел, остановился на минуту, поглядел на родной дом. Сердце сжалось, вспомнились годы детства, юность. Было чувство, что он в последний раз здесь, в родных краях. Вздохнув, Евгений прыгнул в сани и крикнул Никите:

– Поехали!

Никита стегнул кнутом коренного – и тройка с места пошла в рысь. Предстоял путь на станцию, а дальше на поезде – к месту службы.

Смеркалось. Евгений закрыл глаза и задумался. Что ждет его дальше, увидит ли он когда-нибудь Катю – мысли проносились в голове, как птицы, а впереди ждала неизвестность.

Жизнь в N-ском егерском полку текла размеренно, по давно проложенной колее, с парадами, учениями, тревогами, праздниками, со своими полковыми традициями, так же, как жили остальные полки Русской императорской армии.

Полк дислоцировался в небольшом малороссийском городке, не имеющем никаких достопримечательностей, скучным и захолустным, как и другие маленькие провинциальные города Российской империи.

Офицерский состав полка был довольно дружным. Были тут и молодые подпоручики – вчерашние юнкера, и офицеры постарше. Были и пожилые отцы семейства, как командир полка полковник Травин и начальник штаба подполковник Жилин. Вечера обычно проводили в офицерском собрании, где ужинали, играли в карты, бильярд. Иногда ездили в гости к здешним помещикам. Обычно по праздникам в офицерском собрании проходили балы, где собиралось местное общество, играл полковой оркестр, и среди офицерских мундиров кружились в танце штатские костюмы и дамские платья.

Офицеры приняли Евгения хорошо. Были тут выпускники его же училища, с удовольствием вспоминавшие годы учебы и преподавателей. Подпоручик Ярославцев был назначен на должность полкового адъютанта, которая оставалась вакантной, после того, как занимавший ее поручик Ольховский был переведен в третью роту на место, поступившего в Академию Генерального штаба штабс-капитана Сутормина. Для жилья Евгению отвели небольшую, но чистую избу, где жил Сутормин, и приставили к нему денщика, малороссийца Петро Ляшко. Сразу по прибытии в полк и представлении командиру полка Евгений был приглашен им на обед: